Дон Жуан одинок, он чуть ли не аутист, во всяком случае, сторонний наблюдатель за окружающей его жизнью. Порой кажется, что Хандке, вплетающий в текст мифологические ассоциации, хотел написать новую «Одиссею», только его Дон Жуану некуда возвращаться.
Хандке, который, возможно последний из когорты собратьев, верит в священную и исцеляющую силу литературы, пользуется славой выдающегося стилиста и мастера слова, виртуоза в описании деталей и нюансов жизни. И то и другое с блеском нашло отражение в его новой книге.
«Kieler Nachrichten», 29 марта 2005 г.
…Любовь — главная составляющая мира. У кого она есть, того она поднимает на недосягаемую высоту и открывает ему мир прекрасного; у кого ее нет, для того жизненный мир скукоживается до собственной тени. Дон Жуан, как сообщают бесчисленные легенды, смотрел на это менее философично — он был человек действия, и прекрасное открывалось ему там, куда он приходил, видел, соблазнял, одним словом, побеждал и шел дальше. Нарцисс, одержимый страстью в лабиринте собственных зеркальных отражений. Дон Жуана — прежде всего у Моцарта — отличает распутство и неистовый азарт: он мастер ритма и вокала. Макс Фриш низводит в своей пьесе героя-любовника и его судьбу до иронии, и мы имеем дело скорее с мучеником и страдальцем, а в намечающемся противостоянии полов мужчинам не составит труда узнать самих себя — борьба между разумом и животной страстью.
Петер Хандке выбрал другой путь, что не удивляет того, кто знаком с творчеством этого писателя. В один прекрасный майский день — природа вся в цвету — демон объявляется во Франции. Дон Жуан измучен, его преследуют, на нем лежит печать скорби — он одинок. Неожиданно для себя он оказывается в саду знаменитого в прошлом женского монастыря. Что происходит? Хозяин впускает его, дает ему кров и пищу…
В течение семи вечеров Дон Жуан рассказывает семь авантюрных историй из своей жизни, случившихся с ним в последнюю неделю, иногда даже против его воли и власти. Этот Дон Жуан не преступник, не обманщик и не дуэлянт, он не честолюбив, но и не бесстрастен… Амурные дела рассказаны быстро, как бы между прочим, собственно, только обозначены. Все остальное — свадьба в деревне, песчаная буря и т. д. — оказывается главным в теме, в том числе и любовные приключения слуги… А Дон Жуан становится философом: половой инстинкт диктует — хочу тебя. Но жизненный и любовный опыт говорит другое: я лучше «освобожу» тебя — от условностей, от «засилия бренного мира», от всего «привычного». Мужчина — освободитель попавшей в его сети женщины; таков новый пафос Дон Жуана… «Дон Жуан (рассказано им самим)» — это оазис медитации; «философия» времени и его быстротечности, любви и смерти. Не надо только забывать об иронии, вложенной Хандке в строки текста…
«Neue Zürcher Zeitung», 3 августа 2004 г.
Новая книга Петера Хандке сотрясает основы незыблемого мифа. «Кто я такой, ты никогда не узнаешь» — эту фразу Лоренцо Да Понте, итальянского либреттиста оперы Вольфганга Амадея Моцарта «Don Giovanni» — автор взял эпиграфом к своему тексту. Ибо Дон Жуан Моцарта и Дон Жуан Хандке почти не имеют ничего общего.
Наказанный распутник Да Понте бросает вызов судьбе и не хочет отступиться от преступного зова своей гениальной плоти. Он — закоренелый негодяй. А Дон Жуан Хандке — крайне несовременный человек — не попадает в ад, а остается вечным, не знающим покоя и не ведающим цели странником. Книга так и заканчивается: «История Дон Жуана не может иметь конца, и это, хочешь — верь, хочешь — нет, конечная истина подлинной истории, рассказанной им самим».
«Вечный», постоянно, вновь и вновь рассказываемый миф изобретается заново: «Дон Жуан не был соблазнителем».
«Focus», 32/2004
…Петер Хандке «увел» Дон Жуана из оперы. И не только из оперы, но и со сцены. И не только со сцены, но и из драмы. Не только из драмы, но и из философии. Лишил его ореола соблазнителя, демонической силы, которой тот обычно окутывал себя как черным плащом. В мире этого Дон Жуана нет ни Бога, которому он бросал дерзкий вызов, ни Командора, приглашенного им на обед, ни ада, куда ему положено было отправиться.
Но нет ли с ним, по крайней мере, слуги? А как же, конечно есть, но только он совершенно не способен составить список любовных похождений своего господина, и поэтому никто не считает их, о них только рассказывают. Книга так и начинается, с простой прекрасной фразы: «Дон Жуан всегда искал благодарного слушателя».
Философ Сёрен Кьеркегор видел в Дон Жуане «олицетворение животной страсти», воплощение принципа абсолютной победы, триумф неотразимой демонической силы, а в «Don Giovanni» Моцарта совершенное выражение «идеи чувственной гениальности». Ибо только в музыке находит свое воплощение эта демоническая сила страсти, как демоническая сила духа Фауста раскрывается лишь в языке и драме. Но рассказчик Петера Хандке цитирует Кьеркегора только для того, чтобы опровергнуть его…
Читать дальше