Александр Зимин - Слово о полку Игореве

Инъгварь и Всеволодъ и вси три Мстиславичи, не худа гнѣзда шестокрилци! Не побѣдными жребии собѣ власти расхытисте? Кое ваши златыи шеломы и сулицы ляцкии и щиты? Загородите полю ворота своими острыми стрелами за землю Русскую, за раны Игоревы, буего Святъславлича!

Уже бо Сула не течетъ сребреными струями къ граду Переяславлю, и Двина болотомъ течетъ онымъ грознымъ полочаномъ подъ кликомъ поганыхъ. Единъ же Изяславъ сынъ Васильковъ позвони своими острыми мечи о шеломы литов- ския, притрепа славу дѣду своему Всеславу, а самъ подъ чрълеными щиты на кровавѣ травѣ, притрепанъ литовскыми мечи, и с хотию на кроваты ,[Испр. М-П, Е кровать и.] рекъ: «Дружину твою, княже, птиць крилы приодѣ, а звѣри кровь полизаша».

Не бысь ту брата Брячяслава, ни другаго Всеволода: единъ же изрони жемчюжну душу изъ храбра тѣла чресъ злато ожерелие. Унылы голоси. Пониче веселие. Трубы трубять городеньскии. Ярославли [Испр. М-П, Е Ярославе.] и вси внуце Всеславли уже понизять [Испр. М-П, Е понизить.] стязи свои, вонзятъ [Испр. М-П. Е вонзить.] свои мечи вережени. Уже бо выскочисте изъ дѣдней славы .[Испр. М-П, Е славѣ.] Вы бо своими крамолами начясте наводити поганыя на землю Рускую, на жизнь Всеславлю. Которою [Испр. М-П, Е которое.] бо бѣше насилие отъ земли Половецкыи!

На седьмомъ вѣцѣ Трояни[К Зояни.] връже Всеславъ жребий о дѣвицю себѣ любу. Тъй клюками подпръся, оконися [Испр. М-П, Е о кони.] и скочи къ граду Кыеву, и дотчеся стружиемъ злата стола Киевскаго. Скочи отъ нихъ лютымъ звѣремъ въ плъночи, изъ Бѣлаграда, обѣсися синѣ мьглѣ. 44 Утрѣ же вазни 44[44–44 Испр. М-П утръ же воззни. Е утръже вазни.] с три кусы, — отвори [Так Е. М-П оттвори.] врата Новуграду, разшибе славу Ярославу, скочи влъкомъ до Немиги съ Дудутокъ.

На Немизѣ снопы стелютъ головами, молотятъ чепи харалужными, на тоцѣ животъ кладутъ, вѣють душу отъ тѣла. Немизѣ кровави брезѣ не бологомъ бяхуть посѣяни, посѣяни костьми рускихъ сыновъ. Всеславъ князь людемъ судяше, кня- земъ грады рядяше, а самъ въ ночь влъкомъ рыскаше; изъ Кыева дорискаше до куръ Тмутороканя, великому Хръсови влъкомъ путь прерыскаше. Тому въ По- лотскѣ позвониша заутренюю рано у святыя Софеи въ колоколы: а онъ въ Кыевѣ звонъ слыша. Аще и вѣща душа въ дръзѣ [Испр. М-П, Е друзѣ.] тѣлѣ, нъ часто бѣды страдаше. Тому вѣщей Боянъ и пръвое припѣвку, смысленый, рече: «Ни хытру, ни горазду, ни птицю горазду, суда Божиа не минути».

О, стонати Руской земли, помянувше пръвую годину и пръвыхъ князей! Того стараго Владимира нельзѣ 6ѣ пригвоздити къ горамъ киевскимъ.[Е киевскымъ.] Сего бо нынѣ сташа стязи Рюриковы, а друзии — Давидовы; нъ розино ся имъ хоботы пашутъ. Копиа поютъ на Дунай.

Ярославнынъ гласъ слышится ,[Испр. М-П слышитъ. Е слышить.] зегзицею незнаемѣ [Испр. М-П, Е незнаемь.] рано кычеть: «Полечю, — рече, — зегзицею по Дунаеви, омочю бебрянъ рукавъ въ Каялѣ рѣцѣ, утру князю кровавыя его раны на жестоцѣмъ его тѣлѣ».

Ярославна рано плачетъ въ Путивлѣ на забралѣ, а ркучи: «О вѣтрѣ ветрило! Чему, господине, насильно вѣеши? Чему мѣчеши [Испр. М-П, Е мычеши.] хиновьскыя стрелы [Испр. М-П, Е стрѣлкы.] на своею нетрудною крилцю на моея лады вой? Мало ли ти бяшетъ горъ подъ облакы вѣяти, лелѣючи корабли на синѣ морѣ? Чему, господине, мое веселие по ковылию развѣя?».

Ярославна рано плачеть 52 въ Путивлѣ 52[52–52 Испр. М-П, Е Путивлю городу.] на заборолѣ, а ркучи: «О Днепре Словутицю! Ты пробилъ еси каменныя горы сквозѣ землю Половецкую. Ты лелѣялъ еси на себѣ Святославли носады до плъку Кобякова. Възлелѣй, господине, мою ладу къ мнѣ, абыхъ не слала къ нему слезъ на море рано».

Ярославна рано плачетъ въ[Испр. М-П, Е къ.] Путивлѣ на забралѣ, а ркучи: «Свѣтлое и тресвѣтлое слънце! Всѣмъ тепло и красно еси: чему, господине, простре горячюю свою лучю на ладѣ вой? Въ полѣ безводнѣ жаждею имь лучи съпряже, тугою имъ тули затче».

Прысну море полунощи. Идутъ сморци мьглами. Игореви князю Богъ путь кажетъ изъ земли Половецкой на землю Рускую, къ отню злату столу. Погасоша вечеру зари. Игорь спитъ. Игорь бдитъ. Игорь мыслию поля мѣритъ отъ великаго Дону до малаго Донца. Комонь въ полуночи. Овлуръ свисну за рѣкою, велить князю разумѣти. «Князю Игорю не быть!» — кликну. Стукну земля, въшумѣ трава. Вежи ся половецкии подвизашася. А Игорь князь поскочи горнастаемъ къ тростию и бѣлымъ гоголемъ на воду. Въвръжеся на бръзъ комонь и скочи съ него босымъ влъкомъ. И потече къ лугу Донца, и полетѣ соколомъ подъ мьглами, избивая гуси и лебеди завтроку, и обѣду и ужинѣ. Коли Игорь соколомъ полегѣ, тогда Влуръ влъкомъ потече, труся собою студеную росу: претръгоста бо своя бръзая комоня.