Александр Зимин - Слово о полку Игореве

Работу Я. Фрчека продолжил А. Вайян. Он принял его основной вывод о соотношении редакций памятника и попытался восстановить их архетипы. По мнению Вайяна, Краткая Задонщина, близкая к произведениям фольклорного типа, составлена была вскоре после 1406–1407 гг., а Пространная Задонщина — в начале XVI в.[La Zadonśćina. Р. III–XIX.] А. Вайян датирует Краткую Задонщину на основании того, что в списке К-Б после ее текста помещен краткий летописец, обрывающийся сведением 1406/7 г. Однако временная связь Краткой Задонщины и летописца А. Вай-яном не доказана. А. Вайян объясняет отсутствие упоминания в К-Б Олега Рязанского обстановкой времени княжения Василия I, когда Москва находилась с Рязанью в мирных отношениях. Состоянием неуверенного равновесия во взаимоотношениях Москвы и Литвы в начале XV в. объясняются, по мнению А. Вайяна, упоминания в К-Б о помощи Дмитрию со стороны двух литовских княжичей. Вывод об устном происхождении Задонщины принимает С. Н. Азбелев.[Азбелев. Текстологические приемы. С. 174.]

Уже после выхода в свет моих статей по текстологии Задонщины была опубликована обстоятельная монография О. Кралика об архетипе этого памятника. Разделяя в основном схему Я. Фрчека о соотношении редакций Задонщины, О. Кралик внес в нее существенные изменения и дополнения. Так, он склонен считать, что архетип Задонщины (в целом восходящий к списку К-Б) имел некоторые черты Пространной редакции. Заслугой О. Кралика является то внимание, которое он уделил Синодальному списку. Этот список, по его мнению, дает промежуточный текст как бы еще «складывающейся» Пространной редакции памятника. Черты близости списка К-Б к С он рассматривает «как рудимент более древнего этапа развития» или (теоретически, по его мнению, и это возможно) того, что «рукопись С возникла путем контаминации обеих редакций». Сказание о Мамаевом побоище Кралик считает источником Пространной редакции Задонщины.[Krälik. S. 161–174.] К сожалению, автор не дал «законченной текстологии» обеих редакций Задонщины, что придает его выводам иногда известную неопределенность.

C. H. Азбелев считает Краткую редакцию Задонщины первоначальнее Пространной, которая якобы основана на иной записи устного типа.[Азбелев. Текстологические приемы. С. 180–181.]

Много сделали для изучения Задонщины В. П. Адрианова-Перетц[Адрианова-Перетц. 1) Задонщина. С. 194–224; 2) Задонщина. (Опыт реконструкции). С. 201–255; 3) «Слово» и «Задонщина». С. 131–168.] и В. Ф. Ржига.[Ржига В. Ф. Слово Софония-рязанца… 1947; Повести.] Им принадлежат первоклассные издания текстов памятника, первые в советской литературе попытки реконструкции его протографа, комментарии к «темным местам» произведения и ряд других очень ценных наблюдений об авторе Задонщины и фольклорном характере первоначального текста. В своих построениях они исходили из тезиса о влиянии Слова о полку Игореве на Задонщину. Поэтому все чтения любого из списков Задонщины, напоминавшие Слово, возводились В. П. Адриановой-Перетц в архетип памятника (без выделения его редакций). Фактически никакого текстологического сопоставления Краткой и Пространной редакций Задонщины произведено не было. Тезис о том, что Краткая редакция «получилась в результате сокращения» оригинала, который имел пространный характер, высказал В. Ф. Ржига.[Ржига В. Ф. Слово Софония-рязанца… 1947. С. 12.] Близки к этому были и наблюдения В. П. Адриановой-Перетц, положившей в основу реконструкции архетипа список И1, представляющий Пространную редакцию.

В. П. Адрианова-Перетц поставила вопрос: «Все ли совпадения Задонщины и Сказания должны рассматриваться как перенесение эпизодов Задонщины в Сказание? Не повлияло ли оно само на какие-то версии Задонщины? Разобраться в этих вопросах можно будет лишь после того, как будет пересмотрена литературная история текстов сказания».[Адрианова-Перетц. Задонщина. (Опыт реконструкции). С. 204.]

На этот вопрос пытались дать ответ Л. А. Дмитриев[Дмитриев. Вставки из «Задонщины». С. 385–439.] и Н. С. Демкова.[Демкова. Заимствования из «Задонщины». С. 440–476.] Работе Л. А. Дмитриева присущ априорный, если так можно выразиться, метод исследования. Обнаружив следы близости между Сказанием и отдельными списками Задонщины, автор делает два вывода: а) Задонщина является источником Сказания; б) в первоначальной Задонщине были все те черты, которые можно обнаружить в общих местах между Сказанием и дошедшими до нас ее списками. Оба эти вывода автором не столько доказываются, сколько иллюстрируются многочисленными примерами. В самом деле, из факта близости Сказания и списков Задонщины можно сделать различные выводы, в частности и тот, что Сказание само было источником Задонщины. Однако этот вариант Л. А. Дмитриев даже не рассматривает, что лишает его первый вывод убедительности. Не более убедителен и второй вывод, ибо и он только прокламируется и базируется не на генеалогии текстов Задонщины (что совершенно необходимо), а на факте отражения разных чтений Задонщины в Сказании. Таким образом одно априорное утверждение покоится на другом.