Сокрытие знакового образа героини, аналогичное приему умолчания истинного имени [18] В рассказе «Возвращение Чорба» («Руль». 1925, 12, 13 ноября), созданном в период работы над «Машенькой», Набоков использует прием демонстративного непроизнесения имени ради его сакрализации. Чорб думает о погибшей жене: «…та, которую он никогда не называл по имени, любила ездить на извозчиках».
, прочитывается в романе Набокова как аллюзия на сонеты Шекспира, обращенные к возлюбленной. Названные в стихах черты послужили определением ее условного образа, в шекспироведении она названа «Смуглой Леди сонетов» [19] «The Dark Lady of the Sonnets». См., например: Stokes Francis. A Dictionary of the Characters and Proper Names in the Works of Shakespeare. London, 1924.
. Пародийность отсыла обусловлена внешним сходством героинь и их духовным контрастом [20] См. Сонеты 127–154, посвященные «Смуглой Леди».
.
С другой стороны, «нежная смуглота» (с. 69) Машеньки — поэтическое эхо «Песни Песней». Ср. «Не смотрите на меня, что я смугла; ибо солнце опалило меня…» [21] Книга Песни Песней Соломона. I, 5.
. Другим условием аллюзии является аромат, связанный со знаковым образом героини, девы-розы, — в «Песне Песней» — связанный с образом возлюбленной: «… и благовоние мастей твоих лучше всех ароматов!» [22] Там же. IV, 10.
Третий источник, с которым связан образ Машеньки, девы-розы, — это «Цветы зла» III. Бодлера. Пародийная отсылка к воспетой поэтом возлюбленной, мулатке Жанне Дюваль, в текстах не названной, сопряжена с названием сборника [23] Baudelaire Ch. Les Fleurs du Mai. Paris, 1987. P. 110 (см. сонет XXXIX.).
. Сохраняя лирическое содержание, аллюзия набоковского образа ведет к «Стихотворениям в прозе» Бодлера, в частности, к «L’Invitation au Voyage», в котором поэт обращается к возлюбленной, используя метафору цветов. Цитирую:
«Moi, j’ai trouvé ma tulipe noire et mon dahlia bleu. Fleur incomparable, tulipe retrouvée, allégorique dahlia, c’est là, n’est-ce pas, dans ce beau pays, si calme et si rêveur, qu’il faudrait aller vivre et fleurir?» [24] Baudelaire Ch. Le Spleen de Paris. Paris, 1987. P. 110.
Стихотворение в прозе Ш. Бодлера «L’Invitation au Voyage» так же, как и связанное с ним музыкальное произведение «L’Invitation à la Valse» К. Вебера [25] Сочинение «L’Invitation à la Valse» К. Вебера названо, как известно, самим Бодлером: «Un musicien а écrit L’Invitation à la Valse; quel est celui qui composera l’Invitation au voyage, qu’on puisse offrir à la femme aimée». (Op. cit. P. 109). Обращение к Веберу у Набокова может быть обусловлено и пушкинским образцом. Упоминание Вебера сделано у Пушкина скрыто. См. «Евгений Онегин»; гл. III, строфа XXXI, строки 13–14: Или разыгранный Фрейшиц Перстами робких учении. В Комментариях к переводу Набоков писал: «The reference is to the overture of Der Freischutz… a romantic opera by Cari Maria von Weber (1786–1826) first produced in Berlin June 18, 1821 and first performed in Paris Dec. 7.1824 (as Robin des Bois)» См.: Eugene Onegin. Trans, with commentary by Vladimir Nabokov. 4 vols. New York: Bollingen, 1964. V. II, p. 384. Следует отметить, что пьеса «L’Invitation à la Valse» («Приглашение к танцу») была воспроизведена в его опере «Der Freischutz» («Волшебный стрелок»).
, появляются в качестве адресатов аллюзии в более поздних романах Набокова, что уже отмечалось исследователями [26] См.: Buhks Nora. Sur la Structure du Roman de VI. Nabokov «Roi, Dame, Valet». Revue des Études Slaves. Paris, 1987. LIX/4. P. 802. Симптоматично для набоковского творчества следующее: лирический образ девы-розы, закодированный в первом романе приемом аллюзии, возникает в «Подвиге», другом псевдоавтобиографическом романе Набокова, пародийно. В Кембридже герой завязывает короткий роман с официанткой Розой. (Набоков В. Подвиг. Ann Arbor: Ardis, 1974. С. 120). Подробно об этой автоаллюзии см. с. 178 (часть 4 главы VI — прим. верст. ) наст. издания.
. Отсылка к Бодлеру в «Машеньке» указана впервые. Характерно также, что она снабжена пародийной перекрестной отсылкой к сочинению К. Вебера (об этом см. ниже).
К текстам-адресатам надо отнести и стихи А. Фета, связанные с трагически погибшей Лазич. Любовь к Марии Лазич стала тайной жизни поэта. Сохраняя в сердце образ возлюбленной, Фет, однако, за сорок лет не посвятил ей ни одного стихотворения. Более того, как замечает В. Топоров, «неназывание ее имени стало сутью внутреннего запрета для поэта» [27] Топоров В. П. Исследования по структуре текста. М.: Наука, 1987. С. 216.
.
Пред тенью милою коленопреклоненный,
В слезах молитвенных я сердцем оживу.
И вновь затрепещу, тобою просветленный,
Но всю тебя не назову.
В статье «Скрытое имя в русской поэзии» В. Топоров на примере четырех стихотворений Фета («Измучен жизнью…», «В тиши и мраке», «Подала ты мне руку», «Моего тот безумства желал, кто смежал…») продемонстрировал, как имя Марии Лазич становится объектом анаграммирования. Это воплощено в соотношении звукового лейтмотива стихов «З» с ведущим образом — розой [28] Топоров В. П. Указ. соч. См. об этом также: Venčlova Т. The Unstable Equilibrium: Eight Russian Poetic Texts. New Haven, 1985. P. 69.
. Так структурная аллюзия набоковского романа к Фету смыкается с сюжетной — о любви соловья и розы.
Читать дальше