Михаил Кречмар - Мохнатый бог

Но пока Второй Местный возится с костром, в дело снова вступает Найда. Она бросается в дырку, засовывает туда голову — дырка ей как раз по размеру — и снова исходит диким лаем.

В конце концов собаку отгоняют, Второй Местный разжигает в дупле огонь. Огонь гореть не хочет — видимо, медведь заткнул своим тылом верх дупла и тяга отсутствует.

«Лапника тащи, лапника», — кричит Первый Местный, на что Второй угрюмо бурчит: — «Да где ты тут ёлку видишь?»

Но медведь наверху, видимо, сдвигается, и в пятнадцатиметровой трубе ствола сразу появляется тяга. Причём тяга такая, что ветки сгорают, как в паровозной топке, и воздух влетает туда со свистом — так, что возле этой топки стоять холодно. Я тоже ухожу со своего поста и начинаю подтаскивать туда дрова — ибо, смех и грех, в этом лесу на самом деле хороших дров нет. А те, которые есть, прогорают, как спички. Но пламя уже бушует вовсю, туда лезет собранный на каких-то дальних ёлках лапник, из дуплистого отростка начинает валить дым, сперва потихоньку, а потом посильнее и посильнее. В конце концов Второй Местный и я возимся у дупла, как кочегары, и тут Первый Местный кричит: «Лезет! Лезет!»

Мы со Вторым очень-очень шустро отбегаем к карабинам. Дупло уже полностью закрыто дымом, разглядеть в нём совершенно ничего невозможно, но Антон уверяет, что там показался конец носа. Проходит полминуты, в дереве что-то шуршит, и наконец из дупла до середины вылезает медведь. Я сопоставляю его с виденными мной его бурыми собратьями и прихожу к выводу, что он размером со среднего самца бурого медведя. А значит, по меркам белогрудого, он просто большой.

«Большой! Большой! Такие обычно под корягами лежат!» — галдят дружно оба местных охотника. И все застывают с оружием наготове, следя за развитием событий.

Разглядывая высунувшегося из дупла медведя, я тем временем прихожу к довольно неутешительным выводам.

Во-первых, медведь сейчас лежит на свежем воздухе, и любая мотивация, чтобы он покинул дупло, для него исчезла. Во-вторых, это большой и соответственно умный медведь, и он понимает, что дупло, хоть и с горящим внизу огнём, даёт ему хоть какую-то безопасность. Ну и, в-третьих, темнота — единственный союзник медведя — подкрадывается и подкрадывается. А месяц— январь… И подкрадывается она быстро.

Я предлагаю застрелить его прямо сквозь дерево, а потом вытащить через низ. После краткой перепалки все соглашаются, и Второй Местный начинает вырезать внизу большое окно, дабы вытащить упавшего внутрь зверя. Услышав грохот бензопилы, медведь вновь залезает обратно.

В это время Второй Местный выпиливает окно 50x50 сантиметров и утверждает, что этого достаточно. Я, поглядев на морду медведя, про себя сомневаюсь, но, помня о наступающей темноте и о том, что в бензопиле горючего в обрез, молчу. Первый Местный кричит: «Давай огня, больше! Пока его не подпалишь, не вылезет!» И сам срывается со своего поста, собирая ветки, а я, вместо кочегара, стою на подаче дров. Огонь бьёт вверх, я подозреваю, что даже на уровне медведя становится жарко вато.

В это время я замечаю, что Антон остался на часах совершенно один, но, к моей радости, стоит, уставив ствол в сторону дерева, и очень внимательно на него смотрит.

В какой-то момент Первый Местный слышит, как в стволе что-то зашебуршало, и отскакивает в сторону, говоря «Миша, ну ты подкладывай дрова, а я пошёл!». Я же остаюсь возле дупла, потому что знаю, что достаточно чуть замешкаться, и дрова прогорят через считанные минуты.

И тут мужики начинают опять кричать: «Полез! Полез!»

Я срочно отбегаю от ствола, потому что понимаю, что даже если этот «зверёк» просто придавит меня своей тушей, то мало не покажется. А если ему ещё и удастся немного поиграть коготками и зубками — то придётся и совсем кисло.

Медведь опять занимает прежнюю позицию на вершине, но всё время возится, и Первый Местный в конце концов командует Антону стрелять. Раздаётся жуткий грохот короткого ствола двенадцатого калибра. Медведя отбрасывает назад, он заваливается, скребёт лапой по краю дупла, затем начинает оседать внутрь. Видимо, разглядев, что внизу его ждёт огненная смерть, он начинает снова вылезать наружу. Антон стреляет ещё, ещё и ещё раз. Медведь копошится на срезе бревна, и тут начинают дружно палить наши сопровождающие. В конце концов медведь бьётся в последний раз и, о радость, вываливается из дупла наружу как огромная, бесхвостая крыса. Глухо шмякается о землю, и тут у меня в руках, совершенно не знаю как, вместо фотоаппарата оказывается карабин и автоматически наводится на то место, куда упал зверь.