Михаил Кречмар - Мохнатый бог

Совэн — оберег удэгейского народа.

Пир начинался с трапезы. По кругу передавался котёл с варёным медвежьим мясом. Каждый, набрав ложку мяса с жиром, кричал: „Кук!“. Более молодые ограничивались одним выкриком, а старшие добавляли: „Мы воронята, гнездящиеся на нижнем суку алкудук дерева. Что за зверь оставил нам свою недоеденную жертву? Вот так удача воронья! Кук! Кук!“.

В отличие от более цивилизованных и хвастливых европейских охотников эвенки всё время старались подчеркнуть свою непричастность к добыче зверя. Убитому медведю внушалось, что эвенки не виноваты в его гибели (тут и ссылка на якутов, с которыми у эвенков изначально были натянутые отношения), а под конец разыгрывается даже настоящий маленький спектакль на тему о „стае воронов“».

Интересную иллюстрацию этого обряда оставил современный этнограф А. И. Мазин.

«Оленье стадо преследовала медведица с двумя медвежатами, она давила молодняк. Н. Абрамов и А. Урканов — оленеводы из посёлка Усть-Нюкджа — решили перегнать стадо на другой берег р. Кураннах, чтобы избавиться от медведицы. Вместе с ними была собака-лайка. Не доходя до стада, собака быстро убежала вперёд и через некоторое время залаяла. Оленеводы увидели следующую картину: на небольшой полянке медведица гоняется за собакой, а та бегает кругами, увёртываясь от неё. Н. Абрамов улучил момент, выстрелил и убил медведицу. Подойдя к медведице, он произнёс: „Не я тебя убил — русский". Л. Урканов сказал: „Это я — ворон". Затем он стал упрекать Абрамова, что тот поступил нехорошо и его слова могут накликать на русского парня беду. Николай ответил, что, поскольку русский всё равно в это не верит, с ним ничего и не случится, но всё-таки при этом сказал „Кук“».

После того как эвенки-кочевники собирались отъезжать, место, где обдирали медведя, тщательно забрасывали ветками. По краям ставили четыре оберега — чтобы враждебные духи не надругались над останками зверя. Первым в путь трогался караван. Охотник же, который убил медведя, оставался, затем, пятясь задом, делал на деревьях девять затёсов. Восемь из них он замазывал кровью, затем говорил: «Приду в следующий раз», — после чего поворачивался и нагонял караван.

Другой, родственный эвенкам таёжный народ, промышлявший охотой и разведением оленей, эвены, или ламуты, придерживался очень похожего охотничьего ритуала.

«У эвенов Магаданской области, — пишет исследовательница этого древнего народа Устинья Попова, — в числе других пережитков прошлых первобытно-родовых представлений и обычаев сохранялся до наших дней древний обычай коллективного поедания мяса убитого медведя с особым ритуалом угощения — уркачак, известный в обиходе как медвежий праздник, который в иносказательной форме называют „старикова (старухина) свадьба“.

В Ольском районе такой обряд над убитым медведем был совершён в одной из отдалённых оленеводческих бригад колхоза „Рассвет“ в 1953 году. Сообщил об этом колхозник Н.А. Канаев. Последний отголосок былых медвежьих праздников был отмечен в Билибинском районе около реки Омелой в бригаде совхоза „Анюйский“. Об этом рассказала учительница-эвенка У. В. Дельянская».

В статьях и книгах У. Поповой мы находим множество интереснейших сведений о медвежьем празднике среди приохотских эвенов. В частности, получается, что настоящее имя медведя — «накат» — среди эвенов было табуированным, вместо него в речи употребляли различные иносказания.

Старые и пожилые эвены в разговоре называли медведя в иносказательной почтительно-иронической форме. В Ольском районе употребляли следующие названия: «амика» — батюшка, «мэмэкэ» — страшный, «кэки» — старшенький или крёстный, «этыкэн» — старик, а то и русское слово «дедускэ». В Северо-Эвенском районе медведя именовали «этыкэн» — старик, медведицу — «атыкан» — старуха, в Билибинском районе — «мамэчан» — свежатина (свежее мясо). В других районах медведя называли «ялран» — тёмный, чёрный, «абага» — дядюшка, «агды» — гром издающий, «хигэмнгэ» — свежевальщик и др.

Далее У. Попова описывает медвежью охоту у эвенов и эвенский праздник «уркачак»:

«Эвены, как и эвенки, охотились на медведя в определённое время года — поздней осенью, при выпадении первого снега, и в конце зимы, когда снег не начинал ещё таять. В это время охотиться на медведя было правомерным. Случайная находка медвежьей берлоги в эти периоды почиталась за счастье, тем более что к зиме мясо медведя было жирным, вкусным, а к весне при окончании запасов продуктов оно приходилось весьма кстати. Поздней весной и летом старались всячески избежать встреч с медведем… Охотник, нашедший берлогу, обойдя её кругом, подходил к ней и приговаривал, обращаясь к медведю, спящему в берлоге,