Михаил Кречмар - Мохнатый бог

— Эх, — говорит, — теперь далеко от дома отошёл. Машенька не увидит. Сяду-сяду на пенёк, съем-съем пирожок!

А Маша из мешка то-о-оненьким голосом:

— Высоко сижу, далеко вижу! Не садись на пенёк, не ешь пирожок!

— Ну-ну, — Миша говорит, — как она далеко видит! Делать нечего, надо скорее мешок отнести да домой возвращаться. Уж дома поужинаю.

Побежал быстрёхонько. Добежал до бабушкиного дома. Бросил в ворота мешок, а сам наутёк. Вышла бабушка на крылечко. Глядит — мешок лежит! Развязала — пироги. Взяла пирожок, откусила, заплакала.

— Точь-в-точь пирожки, как Машенька пекла. Где-то мои внученьки, где-то мои девочки?

А девочки и выскочили:

— Вот мы, бабушка!

Вообще, подобный стереотип поведения очень характерен для сказочного медведя: «Пахал мужик ниву, пришёл к нему медведь и говорит ему: „Мужик, я тебя сломаюГ»; «Пришёл медведь к мужику на подворье и говорит ему: „Мужик, я тебя съем!“»; «Подошёл тихо медведь сзади к мужику да хвать его дубиной по голове». Конечно, можно, вслед за составителем хрестоматии прозаических жанров русского фольклора В. Н. Морохиным посчитать, что в сказках о животных отражались реалии феодального мира, и медведь является воплощением хищного, не ограниченного властью человека, но определённые характерные черты зверя он всё-таки отражал.

Как простоватый и ленивый субъект медведь выступает и в чукотском фольклоре. Вот две чукотские народные сказки, записанные Г. Меновщиковым на восточном побережье Чукотки.

Однажды бурый медведь стоял на холме, а евражка (так называют на севере суслика. — М. К.) в это время пила воду у реки. Увидела евражка медведя и позвала его:

— Эй, медведь, иди-ка сюда!

Подошёл медведь к евражке, а она ему и говорит:

— V меня к тебе большое дело есть!

Удивился медведь:

— Какое же дело у тебя ко мне?

— Да вот задумала я с тобой жилищем поменяться.

— Ладно, — согласился медведь, — давай меняться. А где оно, твоё жилище?

— Вон там, на холме. А где твоё жилище?

— Вон там, на сопке.

Обрадовалась евражка.

— Пойду-ка я теперь в твоё жилище. А ты моё бери!

Пошёл медведь к норе евражки, евражка — в медвежью берлогу. Пришла к берлоге евражка, осмотрела её со всех сторон и запрыгала от радости:

— Ах, какое жильё я нашла! Ах, как хорошо теперь я буду жить!

А медведь пришёл к норе евражки и только нос туда засунул. Пыхтел, пыхтел — так и не смог залезть в её норку. Пошёл медведь к евражке. А она его и спрашивает:

— Зачем ты пришёл ко мне?

— Не смог я залезть в твоё жильё.

Рассердилась евражка:

— Не может этого быть! Ведь я-то влезла в твоё жильё!

— Ну, а я даже нос не смог просунуть в твою норку!

— Давай-ка померяем твой нос с моим!

Разлеглась евражка на носу у медведя

и говорит:

— Вот так диво: неужели же я такая маленькая, даже меньше твоего носа! Нет, не придётся нам домами меняться. Как же ты жить бы стал в моей норке! Прощай, дедушка, пойду-ка я домой.

Так и стали они жить каждый в своём жилье.

Однажды повстречал охотник бурого медведя и говорит ему:

— Здравствуй, медведь.

— Здравствуй, — отвечает медведь.

— Что нового?

— У меня ничего нет нового.

— А у тебя что нового?

— Вот на днях залягу спать, — говорит медведь, — ведь скоро снег выпадет.

— А когда же ты проснёшься?

— Весной.

— Это ты сейчас уснёшь и только весной проснёшься? — удивился человек.

— Да, я всю зиму сплю.

— Долго же ты спишь! — сказал человек. — Я сплю только по ночам, а днём работаю. Нарты чиню, пушнину добываю, рыбу подо льдом ловлю. А ты всю зиму спишь как убитый.

Стыдно стало медведю, что он такой бездельник, отвернул он морду в сторону и ушёл потихоньку.

Вопрос о взаимоотношении людей с медведями при родоплеменном строе обсуждается и в саамской народной сказке.

Повадился Тала-медведь вокруг стойбища ночью шататься. Ходит-бродит тихо-тихо, голоса не подаёт, за камнями таится-выжида-ет: авось глупый оленёнок от стада отобьётся или щенок за стойбище выскочит, а то и дитя человеческое выйдет.

Медведю всё — пожива. Однако как ни таись, а следы на снегу остаются — куда их денешь? Увидали матери те следы, говорят малым детям:

— Не смейте допоздна при луне с горки кататься. Тала-медведь близко. Схватит, в свою тупу унесёт, на обед задерёт.

Да разве же неслухи материнское слово слушают? В одно ухо вошло, в другое вышло. Поздно. Луна взошла, а они ещё с горки на санках катаются. Вылез из-за камня Тала-медведь, раскрыл свою кису — кожаную суму, растопырил её поперёк дороги, а сам в тени залёг. Покатились санки с ребятами с горки да со всего размаха в медвежью сумку влетели! Выскочил Тала, захлопнул створки, взвалил суму на плечи и пошёл домой. Идёт, пыхтит, радуется.