Андрей Ранчин - «На пиру Мнемозины» - Интертексты Иосифа Бродского

Державин Г. Р. Стихотворения. Л., 1957. С. 283. Далее произведения Державина цитируются по этому изданию; страницы указываются в тексте.

Крепс М. О поэзии Иосифа Бродского. С. 131. Сопоставление текстов Державина и Бродского содержится также в статье: Лазарчук Р. М. «На смерть Жукова» И. Бродского и «Снигирь» Г. Державина (Проблема традиции) // Русская литература. 1995. № 2.

Ср. характеристику, принадлежащую Г. А. Гуковскому: «Суворов — это его герой; в Суворове Державина подкупает и его непосредственность, и его военный гений, и его человеческая простота, и независимость его мнений, твердость в борьбе с властительными пороками<���…>» ( Гуковский Г. А. Русская литература XVIII века. С. 347).

Крепс М. О поэзии Иосифа Бродского. С. 132. Автор книги настойчиво утверждает, что отношение поэта к Жукову — ироническое и негативное. Тенденциозность этого мнения очевидна: оно не подтверждается текстом. Но как дополнительное возражение, хотя и не вполне корректное (поскольку речь идет о высказывании из другого текста, к тому же непоэтического), можно привести мнение Бродского, высказанное в беседе с Соломоном Волковым: «А ведь многие из нас обязаны Жукову жизнью. Не мешало бы вспомнить и о том, что это Жуков, и никто другой, спас Хрущева от Берии. <���…> Жуков был последним из русских могикан» ( Волков С. Диалоги с Иосифом Бродским: Литературные биографии. М., 1998. С. 54–55).

Батюшков К. Н. Сочинения: В 2 т. Т. 1. М., 1989. С. 171, 358.

Иванов Вяч. Вс. Современность поэтики Державина. С. 407.

Выражение «на манер» у Бродского имеет автометаописательную функцию, указывая на подражание автора поэтической традиции или перекличку и цитирование. «На манер снегиря» в «На смерть Жукова» означает «на манер „Снигиря“», то есть вослед Державину. Ср. замечание Г. А. Левинтона: «Финальная строка, выступающая как некая „разгадка“ подтекста, прямое указание на источник:

<���…> — это не только инверсия источника „Что ты заводишь песню военну / Флейте подобно, милый снигирь?“, но в какой-то мере и автометаописание стихов, написанных „на манер „Снигиря““ (ср. жанровое значение слов „на манер“ в языке XVIII века)» ( Левинтон Г. А. Три разговора: о любви, поэзии и (анти)государственной службе). II. От всего человека остается часть / речи (Три заметки о Бродском) // Россия / Russia. Вып. 1 [9]: Семидесятые как предмет истории русской культуры. Ред. — сост. К. Ю. Рогов. М., 1998. С. 242). Выделено Г. А. Левинтоном.

Сходным образом, в «Литовском ноктюрне» строки «и, нащупав язык, на манер серафима / переправить глагол» (II; 325) указывают, что это цитата из пушкинского «Пророка».

См. о языке Державина: Успенский Б. А. Язык Державина (К 250-летию со дня рождения) // Лотмановский сборник. Вып. I. М., 1995. С. 334–352.

Kline G. L. Variations of the Theme of Exile // Brodsky’s Poetics and Aesthetics. Ed. by Lev Loseff and Valentina Polukhina. London, 1990. P. 70, 74–76.

Ср. некоторое удивление, вызванное у Соломона Волкова этим текстом, а также свидетельства о реакции на это стихотворение эмигрантов «второй волны»: Волков С. Диалоги с Иосифом Бродским. С. 54.

Само название стихотворения отсылает к другому хрестоматийно известному поэтическому тексту XVIII столетия — к «Разговору с Анакреоном» М. В. Ломоносова; таким образом подчеркивается традиционализм «Разговора с небожителем». В содержательном плане оба стихотворения, однако, не имеют ничего общего. Кроме того, название произведения Бродского, в отличие от ломоносовского, обманчиво: оно представляет собой монолог, остающийся без ответа.

О реминисценциях из державинского «Река времен в своем стремленьи…» в «Грифельной оде» Осипа Мандельштама см.: Сегал Д. М. О некоторых аспектах смысловой структуры «Грифельной оды» О. Э. Мандельштама // Russian Literature. 1972. N 2.

Мандельштам О. Полное собрание стихотворений. СПб., 1995. С. 177–178.

Мнение Льва Лосева о христианском отношении к страданию автора «Разговора с небожителем», о христианской основе стихотворения ( Loseff L. Iosif Brodsky’s Poetics of Faith // Aspects of Modem Russian and Czech literature. Ed. by Arnold McMillin. «Slavica Publishers», 1989. P. 191) не лишено односторонности и не учитывает амбивалентный, утверждающе-отрицающий и серьезно-иронический и даже провокативный смысл произведения. О религиозных мотивах «Разговора с небожителем» см. в гл. «„Человек есть испытатель боли…“: религиозно-философские мотивы поэзии Бродского и экзистенциализм».