Эрих Мария Ремарк - Обетованная земля

Купер снова отмахнулся.

— Он что, гроб будет оклеивать этими импрессионистами?! — с иронией спросил он.

— Такой страстный коллекционер и знаток, как господин Дюран-второй, никогда бы так не поступил. Но на то время, которое ему еще осталось прожить, он не хочет отказывать себе ни в какой радости. Деньги, как вы понимаете, в этом случае уже не играют роли, господин Купер. На пороге смерти нет смысла торговаться. Как вы только что слышали, Дюран-второй хочет получить этого Дега.

— Ну и отлично. Пусть получает.

Блэк и глазом не моргнул.

— Запакуйте, пожалуйста, картину, господин Зоммер, и доставьте ее господину Дюрану-второму. — Он снял Дега с мольберта и передал мне. — Я рад, что все так благополучно кончилось. Это очень благородно с вашей стороны, господин Купер, отказаться от картины, чтобы доставить умирающему последнюю радость. На рынке еще много других Дега. Может, лет через пять — через десять нам снова попадется работа столь же высокого качества, как эта. — Он встал. — Ничего другого я вам, к сожалению, предложить не могу. Это была моя лучшая картина.

Я направился к двери. Я нарочно шел не медленно, чтобы Купер не заподозрил блеф, а достаточно быстро, словно очень торопился доставить картину к ложу умирающего Дюрана-второго. Оказавшись у двери, я был уверен, что Купер остановит меня. Но оклика не последовало. Разочарованный, я поднялся на свой пост, переживая из-за того, что, очевидно, запорол шефу сделку.

Однако я недостаточно хорошо знал Блэка. Через пятнадцать минут раздался звонок.

— Картину уже увезли? — спросил Блэк бархатным голосом.

— Господин Зоммер как раз с ней уходит, — пропищал я дискантом.

— Догоните его! Пусть принесет картину обратно.

Второпях я кое-как завернул картину и опять спустился вниз, готовясь снова ее распаковать.

— Не надо разворачивать, — недовольно пробурчал Купер. — После обеда доставите ее мне домой. А после расскажете, что у вас есть третий Дега, еще лучше этого, вы, аферисты!

— Да, есть еще один Дега такого же класса, — холодно ответил я. — Вы совершенно правы, господин Купер.

Купер вскинул голову, как напуганный боевой конь, готовящийся заржать.

Даже Реджинальд Блэк глянул на меня с любопытством.

— Этот Дега вот уже двадцать лет висит в парижском Лувре, — закончил я. — И не продается.

Купер перевел дух.

— Избавьте меня от ваших шуток, — буркнул он и, тяжело ступая, зашагал к двери.

Реджинальд Блэк отодвинул коньяк для клиентов в сторонку и принес свою заветную бутылку для личного пользования.

— Я горжусь вами, — заявил он. — От Дюрана-второго и правда звонили?

Я кивнул.

— Он хочет еще раз взглянуть на маленького Ренуара. Портрет молодой мадам Анрио. Просто кстати пришлось.

Блэк извлек из своего красного сафьянового бумажника стодолларовую купюру:

— Премия за отвагу, проявленную перед лицом неприятеля.

Я сунул купюру в карман.

— Вам удалось получить с Купера все по полной программе? — спросил я.

— Все до последнего цента! — радостно доложил Блэк. — Нет ничего правдивее полуправды. Мне пришлось поклясться Куперу жизнью собственных детей, что я вчера действительно был у Дюрана-второго.

— Жуткая клятва.

— Но я же там был. С Ренуаром. А насчет Дега Купер с меня клятву не брал.

— И тем не менее, — сказал я. — Ну и бестия.

На лице Блэка появилась улыбка херувима.

— Так у меня же нет детей, — сказал он.

— Джесси! — пробормотал я испуганно. — Как ты замечательно выглядишь!

Она лежала на больничной койке какая-то неожиданно маленькая, серая, похудевшая, с восковым лицом. Только беспокойные ее глаза были больше обычного. Она попыталась улыбнуться.

— Все так говорят. Но у меня есть зеркало. Только оно мне и говорит правду.

Рядом уже суетились двойняшки. Они принесли яблочный пирог и термос кофе.

— Кофе здесь безобразно жидкий, — пожаловалась Джесси. — Такой кофе я вам предложить просто не могу. Вот мои близняшки и принесли для вас хороший. — Она повернулась к Роберту Хиршу. — Выпей чашечку, Роберт. За мое здоровье.

Мы с Хиршем обменялись быстрыми взглядами.

— Конечно, Джесси, — сказал он. — Кофе у тебя всегда был самый лучший, что в Париже, что в Марселе, а теперь вот и в Нью-Йорке. Этим кофе ты столько раз вытаскивала нас из депрессии. Вспоминаю Рождество сорок первого, в парижских катакомбах, в подвале гостиницы «Лютеция». Наверху грохочут сапоги марширующих немецких солдат, а внизу старый советник коммерции Буш надумал покончить жизнь самоубийством: будучи евреем, он вдруг не пожелал пережить еще одно христианское празднество всеобщей любви. Еды у всех почти никакой. И тут являешься ты как рождественский ангел с огромным кофейником и с двумя яблочными пирогами. Ты получила все это у хозяина гостиницы в обмен на рубиновую брошь и пообещала ему рубиновое кольцо, если он еще одну неделю нас не выдаст. Это было время паники и первого великого страха. Но ты смеялась и даже старого диабетика Буша в конце концов заставила улыбнуться. Ты нас всех тогда спасла, Джесси, своим замечательным кофе.