Епископ Варнава Беляев - Основы искусства святости. т3

2. Чем, как не великой страстью, можно объяснить следующее поведение знаменитого энтомолога Фабра 29, которое простые люди принимали просто за сумасшествие. «И мы [небольшая компания], — рассказывает он сам, нимало не смущаясь, — нашли то, что ожидали найти... Оставив низменный берег и поднявшись на равнину, мы увидали стада баранов, лошадей, которые всюду рассыпали по обширному пастбищу обильный корм для навозных жуков. ...Вот куча свежеотложенного обыкновенного (а то еще необыкновенный, что ли, есть какой? Я, впрочем, не образован по этой части. — Еп. Варнава) конского навоза... Свежий, только что отложенный навоз — добыча особо ценная среди этих сухих бесплодных равнин. И потому эта куча — настоящий небесный дар [! — Еп. Варнава], который выпадает на долю только счастливцам из навозников».

Рыться в помете, с точки зрения ученого, может быть, серьезное занятие, слов нет, но есть и другая точка зрения. Упиваться «запахом, разносимым ветром на расстояние с версту в окружности» от этой «прелести», вместо того чтобы вдыхать действительно небесный дар — аромат добродетелей, — это ли призвание души человеческой, искупленной драгоценной кровью Христа Спасителя, и достойное ли это дело для нее, предназначенной вдыхать благоухание райских садов и цветов?!.

3. Интересен также рассказ не менее знаменитого Уол-

-80-

леса 30. Сообщив, как он несколько дней подкарауливал бабочку- крез (на одном из островов Зондского архипелага), дотоле неизвестную ученым, он говорит о том чувстве, которое испытал по ее приобретении: «Красота и блеск этой бабочки неописуемы, и только натуралист может понять то крайнее возбуждение, которое я испытал, поймав наконец эту бабочку. Когда я достал ее из сетки и развернул ее великолепные крылья, сердце у меня забилось, кровь бросилась в голову, и я был ближе к потере сознания, чем это бывало со мной в виду неминуемой смерти. Весь остальной день у меня болела голова — настолько было велико возбуждение, вызванное причиной, которая большинству покажется совершенно пустою».

Судя по этому заявлению, приходится удивляться, почему выводы Ломброзо в его книге «Гениальность и помешательство» считаются крайними. Если и не попадают такие примеры в курсы психиатрии, то, безусловно, только потому, что ученые стесняются записывать туда своих коллег. (Да и крыловская «Обезьяна с зеркалом» заставляет быть осмотрительней.) Что же касается опасений Уоллеса, что его-де не поймут, то он напрасно боится. Его чувства вполне понятны. И понятен цинизм и своего рода сладострастие, которое он проявил в не меньшей степени, чем любой дегенерат по отношению к своей жертве. Вся разница только в том, что страсть эта невинна по количеству причиненного ею другим материального вреда, но корни ее, как это ни странно, те же самые. Церковь таковых должна присуждать, если они в числе ее членов, к наказанию и епитимии — пока не исцелятся от страсти, что, по-видимому, невозможно.

Нужно ли, наконец, после всего этого прибавлять, что, с религиозной точки

31

зрения, наука есть богоборчество? И людям это нравится, потому что такая наука потакает их страстям, и они все простят ученым, даже если эти ученые

32

пойдут против азбучных истин , лишь бы те ниспровергали христианство. Впрочем, толпа, если бы и пожелала, то, по своему невежеству, не может

33

проверить ученых, хотя бы те и лгали . Она должна им верить на слово. Но где ее пресловутая гордость, которую ученые эти втаптывают в грязь?!.

4. Разочарование ученых в своем деле и тоска их по идеалу («банкротство души»). «Если спросить себя, — пишет бывший марксист, познавший всю тщету обещаний этого -81-

учения, профессор С. Булгаков, — чем живет современный человек, во что он уверовал вместо Бога, ну хотя если спросить среднего русского студента или взрослого гимназиста из "сознательных", то, конечно, он тотчас ответит: хочу приносить пользу человечеству, затем, подумав, прибавит: выработав себе научное мировоззрение. Вера в прогресс, в науку, в возможность разрешить все жизненные противоречия в историческом развитии науки и человечества составляют несложный катехизис современного человека... Однако совместима ли эта вера в разум с общим учением о человеке как двуногом животном, которое в силу случайности, игры материальных атомов и борьбы за существование достигло теперешнего состояния, а в будущем имеет достигнуть еще большего? Откуда у этого "ощипанного петуха", как определил человека философский