Епископ Варнава Беляев - Основы искусства святости. т3

37

человеку мало одной науки, надо еще «кое-что другое» для полного счастья и успокоения мятущегося ума, раздаются со всех сторон — из лагерей художников, поэтов, писателей, духовных лиц, ученых-естествоиспытателей, философов. Вот некоторые из них.

Эмиль Верхарн — талант первой величины в современной Бельгии — заставляет так говорить в своей драме «Монастырь» (акт 1) дона Милитьена:

...В наши времена

Науке только смерть в грядущем суждена;

Ее отвергли те, кто зрел в ней свет нетленный,

Искал найти в ней ключ к гармонии вселенной!

Сегодня правда в том, в чем ложь была вчера;

Систему стройную единый взмах пера

Вдруг может отменить, чтоб вновь творить системы;

Гипотезы кишат, не разъясняя темы;

Нет больше истины, нет больше лжи, и вот

Я жду, когда ж она сама себя пожрет...

Дельно рассуждает пастор Бэртодж в рассказе «Загробная любовь» такого

38

антицерковника, как Анатоль Франс (из сборника «L'etui de nacre»* (*«Перламутровый ларец» (франц.)): «Изыскания в области науки приведут лишь к открытиям в той же области... Духовные истины могут быть открыты лишь для тех, кто идет духовным путем».

Известный физик Лоренц, прочитав по приглашению в -84-

феврале и марте 1901 года в голландском обществе «Tot nut van't Agemeen» несколько публичных лекций, заключил их словами, которые совершенно уничтожают ценность и подъятого им собственного труда, и времени, отнятого у слушателей. Знаменитый профессор сказал, что сообщения его об эфире, молекулах, атомах и электронах были только «гадания», что «чем дальше мы [ученые] идем, тем более мы сознаем, как несовершенна наша работа», что все их научные теории есть только «несовершенное отражение действительности», что их, эти теории, «все время нужно перестраивать, улучшать и даже, может быть, заменить чем-нибудь совершенно другим» 39.

Знаменитый Гарнак, выучивший наизусть в подлинниках всю литературу первых трех веков христианства, исписав кипы бумаги и приобретя чрез это славу первоклассного ученого, наконец не выдержал этого чудовищного напряжения и насилия над естеством души и сказал: «Труд и прогресс культуры, без сомнения, очень ценные вещи, к которым мы должны стремиться и для которых мы должны работать, но высший идеал заключается не в них — они не могут наполнить душу истинным удовлетворением» 40. Позднее раскаянье.

Цену науке и ее пронырливому любопытству или любознательности, кому как угодно, наконец определил Владимир Соловьев 41, о котором, нельзя сказать, чтобы он обладал ограниченным умом или слабой диалектикой. «В этом запутанном (еще бы — для плотского человека!

— Еп. Варнава) мире, — говорит он, — нет больше глупости, как всюду прикладывать деревянный аршин своего разума».

5. Как же должно христианину пользоваться данными науки? «Мы полагаем, дети, что настоящая жизнь человеческая вовсе ничего не значит, — поучал

42

юношей в свое время св. Василий Великий , — совершенно не почитаем и не называем благом того, что доставляет нам совершенство в этой только жизни... Поэтому, что к будущей жизни споспешествует нам, о том говорим, что должно любить сие и домогаться сего всеми силами, а что не переходит в нее, то

— презирать, как ничего не стоящее».

Исходя из этого общего для христианской жизни правила, мы приходим к следующим положениям относительно пользования чисто научными и прочими сочинениями

-85-

светских авторов (излагаю словами вышеупомянутого святого отца):

• «Не должно, однажды навсегда предав сим мужам [т. е. ученым] кормило корабля, следовать за ними, куда ни поведут, но, заимствуя у них все, что есть полезного, надобно уметь иное и отбросить» 43.

• «Если между учениями [евангельским и какого-либо ученого] есть какое взаимное сродство, то познание их будет нам кстати. Если же нет сего сродства, то изучать разность учений, сличая их между собою, немало служит к

44

подтверждению лучшего учения» .

• «Теперь следует сказать, в какой мере должно изучать их [светских авторов]... Не на всем по порядку надобно останавливаться умом, но, когда пересказывают вам деяния или изречения мужей добрых, надобно... соревновать им... А когда доходит у них речь до людей злонравных, должно избегать подражания сему, так же затыкая уши, как Одиссей, по словам их, заградил слух от песен сирен. Ибо привычка к словам негодным [ср. пристрастие молодых девушек и юношей к романам] служит некоторым путем и к делам. Посему со всяким охранением надобно оберегать душу, чтобы, находя удовольствие в словах, незаметно не принять чего-нибудь худого, как иные с медом глотают ядовитые вещества. Поэтому не будем хвалить стихотворцев, когда злословят, насмехаются, представляют влюбленных [ср. опять наши романы, драмы, комедии]... А любовные похождения и явные студодеяния... которые и о скотах без стыда не стал бы рассказывать иной, предоставим лицедеям [актерам]. То же самое могу сказать и об историках, когда пишут они историю для развлечения слушателей... И как, срывая цветы с розового куста, избегаем шипов, так и в сих сочинениях, воспользовавшись полезным, будем остерегаться вредного. Поэтому в самом начале нужно рассмотреть каждую из наук и приспособить ее к цели...» 45