Герхард Менцель - Годы в Вольфенбюттеле. Жизнь Жан-Поля Фридриха Рихтера

— С вашего позволения, — возразил Иерузалем, — я считаю систему Лейбница этически исчерпывающей и в смысле морали совершенно достаточной.

— Вполне, вполне, любезный друг Вильгельм. Мораль была бы удовлетворена. Но разве у вдумчивого читателя не найдется других возражений?

— Я ничего не пониманию. Какие возражения? Какие? Назовите же мне хоть один пример из жизни. Для обоснования любого спорного положения я всегда ищу последний довод среди обыденных явлений повседневной жизни.

— Будь по-вашему! Вот пример из обыденной жизни повседневного Вольфенбюттеля, — сказал Лессинг и скрестил руки на груди. Лицо его при этом оставалось бесстрастным. Познавший истину открыто высказывает ее не ради похвалы, награды или повышения по службе — но из потребности сказать правду.

Однажды утром крыши и ветви деревьев оказались укрыты снегом. Чириканье воробьев стихло, и лишь хриплое карканье больших черных ворон оглашало раскинувшуюся под окнами дворцовую площадь.

Близилась зима, а Ева Кёниг все еще не вернулась из своего путешествия. Вильгельм, молодой асессор, покинул Вольфенбюттель, чтобы сразу же, как он выразился, начать новую деятельность при имперском верховном суде в Ветцларе. Рукописи пяти его сочинений остались у Лессинга — больше ничего.

Так оборвалась и последняя беседа, которая еще заслуживала этого названия. Но Лессинг не был рожден для затворничества!

У него стал портиться характер. Он нуждался в постороннем ободрении и пытался в опустевшем доме найти живительные впечатления. Порой нам так не хватает этих внешних впечатлений, ибо самое драгоценное, самое человечное хиреет в пещере отшельника.

Но тут он прослышал, будто в предместье живет некий метельщик, большой весельчак. Лессинг захотел нанести ему визит, а решительный человек быстро находит подходящий предлог. В большой безлюдной библиотеке, где прежде чем сесть читать, приходилось сметать пыль, всегда ощущалась нужда в разных вениках и метлах.

Итак, он отправился в предместье, и свежий снег, изменивший все привычное вокруг до неузнаваемости, отвлек путника от мрачных дум. Может ли зрение обогнать мысль? Может ли ладья все же поставить мат королю? Лессинг вспомнил: наконец-то ему снова удалось поиграть в шахматы с господином Мозесом…

Деревянные ставни небольшого дома, который ему указали, даже средь бела дня были закрыты, ворота заперты на двойной засов.

Лессинг громко постучал. Вскоре он услышал шаги, и чей-то голос спросил:

— Кто там, человек или дух?

— Естественно, человек, — отозвался он.

— Это как раз совершенно неестественно, — произнес голос, и было слышно, как отодвигаются засовы на воротах.

Наружу выбрался невысокого роста бородатый мужчина в зеленом рабочем фартуке. Засученные рукава обнажали жилистые руки, испещренные многочисленными рубцами и шрамами.

— Неестественно? — переспросил Лессинг.

Мужчина завернул за угол своего дома, протянув руку, указал вдаль и произнес:

— Там, прямо на юг, расположен Блоксберг!

Лессинг увидел едва различимую в подернутой дымкой дали остроконечную вершину Брокена, которая то проступала отчетливее, то, казалось, совсем растворялась в тумане.

— Холодными ночами оттуда спускаются ведьмы и крадут мои метлы.

— Да вы же наверняка сами в это не верите!

— Что ж, мне хватает, что эту историю на разные лады обсуждают вольфенбюттельцы. Байка свидетельствует о ценности моих метел. Разве не так? Ведь что никуда не годится, того и красть никто не станет.

— И в подтверждение этой хитрой байки вы запираете ворота?

— Сразу видно нездешнего! Местные все знают, что мы испокон века входим в дом через огороженную заднюю дверь. Зимой там не так сильно сквозит и, даже если открыты ворота и дверь, ветер не задувает огонь.

Когда Лессинг сообщил, что прибыл из библиотеки, метельщик спросил, уж не является ли его гость известным поэтом.

— У нас тоже есть свои песни, у нас — метельщиков, — добавил он не без гордости.

Лессинг вошел в бедно обставленную комнату, служившую одновременно и мастерской. Сидевшие там женщина и девочка брали охапки хвороста и с помощью ивовых прутьев вязали из них метлы. Однако мужчина, видимо, был не совсем доволен их работой, поскольку сам все время что-то поправлял.

— А известно ли, — спросил он с вызовом, — как увяз в долгах наш хозяин, старый герцог?

Лессинг был озадачен и стал возражать. Он считал это пустой болтовней, ибо иначе ему бы об этом обязательно рассказал Эберт.