И. Родионов - Наше преступление

ницу-буяна, пользовавщагосд св<

силой

.ги

Какъ только за присяжными захлопнулась дверь, старшина съ листомъ въ рукѣ, не безъ важности вы-ступая брюхомъ впередъ, подошелъ къ стоявшему на серединѣ столу и сѣлъ въ головѣ его.

— Прошу садитсъ, господа... пожальста... не стѣс-няйсъ... пожальста... — жестомъ приглашалъ онъ и, нѳ отрывая глазъ отъ опроснаго листа, отыскалъ рукой висѣвшій на черпомъ шнуркѣ ріпсе-пег съ толстымъ золотымъ ободкомъ и, надѣвъ его на переносицу, все продолжалъ смотрѣть на бумагу. Засѣдатели, шмыгая стульями, стуча сапогами и громко сморкаясь, размѣ-стились вокругъ стола, кто стоя, кто сидя.

‘ —Ну, какъ же мы будемъ судійтъ, господа? — спроеилъ старшина, складывая ріпсе-пег и, высоко под-нявъ голову, осматривалъ присяжныхъ.

Наступило недолгое молчаніе. у

— Да вот^ отъ тебя ждемъ слова... Ты — старшина, тебѣ первому и говорить, — предложилъ Никита-мяо-никъ, мужикъ съ добрыми, лѣнивыми глазами.

— Правильно, — заговорили присяжные изъ мужи-ковъ. — Пущай старшина первый и скажетъ. Голова-то у его не такъ забита, какъ у насъ...

Парикмахеръ, глядя черезъ очки съ брезгливымъ выраженіемъ въ лицѣ, молчалъ, молчали и остальныѳ горожане и два мужика, задобренные Ватажнымъ.

— Тутъ по совѣсти, господа, надо, — оживился нѣ-мецъ.

— А какъ же?! Нешто жъ не по совѣсти?! На то и присягу нринимали... какъ же можно не по совѣ-сти?! — говорили мужики.

— Вотъ и я говору... Все это, какъ его... отъ глю-постей ихняго пройсходило... Ну, знаете, выпили не-множко винда этого, какъ это бывайтъ... Одинъ ска-залъ непріятно слово, а другой ему отвѣчаль... ну, молодая кровь разгорячилась... а тотъ, какъ его... Ки-рильинъ прилѣпилъ муха кому-нибудь, ну и пошла и пошла и давай это... бумсъ-бумсъ другъ другу... — При этомъ нѣмецъ показалъ руками, какъ парни дѣ-лали бумсъ-бумсъ. — Вотъ и драка съ обоихъ сторона... какъ это называй... да... обоюдны драка...

Высказавъ это, нѣмецъ остался чрезвычайпо дово-ленъ собою за то, что нашелъ два такихъ опредѣлен-ныхъ русскихъ слова, какъ обоюдная драка.

— Ну да, — повторилъ онъ, — обоюдны драка... и никто не виновнай... •

До послѣдней фразы засѣдатели изъ мужиковъ на-пряженно и серьезно слушали неуклюжую рѣчь стар-шины, но тутъ страсти вдругъ разгорѣлись.

Мужикъ съ ломанымъ носомъ, въ короткой, чистой ватной пальтушкѣ, опоясанной старенькимъ пояскомъ, въ длинныхъ сапогахъ, сердито задергалъ желтой рѣд-кой растительностью на подбородкѣ.

— Невиновны, невиновны! значится, оправдай ихъ! Тебѣ хорошо такъ .говорить, баринъ, — почти вра-ждебно засипѣлъ онъ, и оловянные глаза его загорѣ-лиоь злобой. Вы нашей жисти не знаете, баринъ... До вашихъ хоромъ она не доходитъ... Пожили бы въ деревнѣ, какъ мы, такъ знали бы... А намъ житья нѣтути огь нарней, такъ особачивши... да! Свои дѣти, вонъ чуть малость отъ земли поднявши, до батькиной бороды добирайтся... На бблыпину его ставь, а не то голову проломитъ... Да!

Мужикъ горячился И пяямаѵияалъ пѵюяѵт

— Прежде хошь страхъ на ихъ былъ, — сѣкли, а тенерича, какъ розгн унистожили, никакого страху не осталось. Зачнутъ озоровать, скажешь слово, такъ они тебѣ десять... да еще угрожать зачнутъ: «молчи, пока цѣлъ», да такъ облаютъ, такихъ словъ наговорятъ, што и сказать поскудно. То былъ ты человѣкъ человѣкомъ, а то што свинья изъ помойки, такъ тебя облаютъ. Ну и отстанешь.

Мужики, видимо, рады были случаю, что прѳдста-вилась возможность поговорить о своихъ обидахъ.

— Нончѳ они вонъ што говорятъ,— вставилъ Ники-та-мясникъ: — «Што ты намъ сдѣлаешь? пороть нѳ смѣютъ; не тѣ времена. Тепѳрь слобода. Што хочу, то дѣлаю. Никому нѳ подначальный, самъ себѣ на-чальство!» Только намъ и осталось защиты, што судъ, да и суда-то нѳ дюже боятся, потому суды-то нончѳ легкіс. пошли.

— Легкой судъ! это што?! Слаббй, слаббй... прямо никуды... — заговорили мужики.

— Тта-акія сстра-асти ппо-она-адѣлали, ччѳ-еловѣка нна смерть зза-ашибли дда дда и опправ-авдай ихъ?! дда опра-авдай?.. — весь напружинясь и покраснѣвъ, подхватилъ Михайла Бариновъ — арендаторъ имѣнія Хлябино, ѳдинственный изъ всѣхъ засѣдателей во всѣхъ подробностяхъ знавшій исторію убійства Ивана.

— Оправдать никакъ невозможно, — перебилъ Ни-кита. — ТоЛЫсо и страху на ихъ, озорниковъ, осталось, што судъ. Я вотъ самъ папоротьскій, всего шесть верстъ отъ города. Такъ у насъ, баринъ, по деревнѣ вечеромъ безъ опаски пройтить нельзя. Никогда преж-де не слыхавши и не видавши ничего такого. А когда свой праздникъ, такъ у насъ на деревнѣ сущій адъ. Есть какіе непьющіе, такъ ужъ какъ тараканы по щелямъ, по своимъ избамъ сидимъ да норовимъ сѣсть-то подальше отъ окна, а то и дома-то стягомъ по головѣ достанутъ. И дома-то нонѣ нѣтъ пристанища.