Модест Богданович - История царствования императора Александра I и России в его время. т.5. (1871)

Россіею, осталась одинокою и могла пріобресть союзников только при разладе между европейскими державами: посеять семена раздора на конгресе созванном для утвержденія мира—была главная задача французской дипломатіи. Людовик XVIII не любил Талейрана, как исчадіе революціи, как орудіе наполеоновой политики, но поручил ему вести переговоры на венском конгресе, не находя никого способным заменить его. Не трудно было Талейрану, представителю державы, не могшей домогаться никаких территоріальных уступок, явиться на совешаніях конгреса защитником иародных правь и законности (légitimité), и в этом качестве поддерживать требованія своего Государя с одной стороны — на счет возстановленія Польши, а с другой—в пользу законных властителей Саксоніи и Неаполя. Король Людовик, глава дома Бурбонов, стоял за интересы неаполитанской династии, желая свергнуть с престола Мюрата, котораго владычество в Италіи казалось опасным для Франціи по близкому соседству низложеннаго, но все еще грознаго, Наполеона ( 12). Заметим однакоже, что Талейран, действуя на основаніи инструкціи своего Короля, не упускал из вида и собственной пользы. Король Саксонскій купил его ходатайство ценою трех милліонов франков; в последствіи также ходили слухи, будтобы он получил болыпія суммы в одно и тоже время от Мюрата и противника его Фердинанда IV, дав обоим слово—защищать их выгоды наконгресе ( 13).

В эпоху венскаго конгреса, Талейран, уже шестидесяти лет, но вполне сохранившій и живость ума, и способность к обсужденію наисложнейпшх вопросов, хромой, но ловко скрывавшій этот природный недостаток важною иоступыо бывшаго прелата, нередко брал верх над прочими дипломатами находчивостью и смелостью, доходившею до безстыдства. Сам он говаривал о себе, что „с своею кривою ногою, он похож на ту черепаху, которая обогнала зайца". Потеряв своими происками благоволеніе Императора Александра и Короля Фридриха-Вильгельма и доверіе Меттерниха и Гарденберга. он, нисколько несмущаясь тем, явился зощитником тех самых начал законности и самодержавія, которых некогда был противником. У него не было никаких убежденій; он не стоял ни за свободу, ни за отечество, ни за Наполеона, ни за Вурбонов: всегда и везде он имел в виду единственно удовлетвореніе своего себялюбія и личных выгод. „Плох тот — говорил Талейран, кто, видя опасность своему дому от пажара, неуйдет во время“. Его опытность в делах доставила-бы ему общее уваженіе, если-бы он не подрывал доверія к себе своими пронырствами. Сам он был неспособен к усидчивому труду, но умел заставлять за себя работать других и пользоваться их способностями. Говоря о своих сотрудниках на венском конгресе, Талейран сказал: „герцог Дальберг, имеющій множество знакомых, служить мне для распространенія таких секретов, которые я хочу сделать извествыми всему свету; герцог Ноаль—человек марсанскаго павильона 3 3 Так палыізалісь люди иаиболее польізовашніеея доверісм Короля Людошіка XV.HL ); если за мною хотят сторожить, то пусть лучше это будет предоставлено ему, котораго я избрал сам, нежели кому-либо другому, неизвестному мне; Ла-Тур дюПев (La Tour du Pin)годится для визированія паспортов; Бенардіера (Besnardiére)я употребляю для работъ.

Кроме этих людей, офиціально состоявших при Талейране, его сопровождала совершенво преданная ему и имевшая на него большое вліяніе, жена его племянника, графиня Перигор (герцогиня Дино). Эта замечательная женщина, двадцати лет от рода, блиставшая редкою красотою, еще более умом, и обладавшая всем, что доставляет господство в болыпом свете, нередко избегала его, чтобы предаваться чтенію. Новейшая исторія и творенія лучших литераторов на разных языках были любимыми предметами ея занятій; в особенностиже она любила беседовать о важненших вопросах политики, а также о художествах, которых посгигала все тонкости. Содействіе молодой графини приносило ея дяде большую пользу, устраняя затруднения, казавшіяся камнем преткновенія опытному дипломату: нередко мудрость, в виде прелестной Граціи, придавала изящную форму его соображеніям; многія из нот Талейрана, многія из собственных его писем к Людовику XVIII носят на себе печать вернаго такта, нежнаго чувства, участницы его серьёзных занятій( 14).

Очевидно, что на венском конгресе порядок веденія дел и самое решеніе важнейших вопросов ь зависели почти исключительно от пяти первостепенных держав: Англіи, Россіи, Австріи, Пруссіи и Франціи. Барон Штейн, не будучи уполномоченным, ни Россіи, ни Пруссіи, явился на конгресе, как доверенное лицо Императора Александра по делам Германіи и как председатель комитета по управленію землями завоеванными оружіем Союзников. Способности, сведенія и твердый, неподкупный характер Штейна давали ему большое вліяніе на решеніе германских вопросов. Император Александр, по прежнему, удостоивал его совер-шенным доверіем, но, вместе с тем, иногда следовал внушеніям близких к нему людей, и в особенности товарища своей юности, князя Черторыскаго. Дальновидный Штейн, разделяя на счет Польши мненія опытнейших русских государственных людей, и в числе их графа Разумовскаго, вскоре по прибытіи Государя в Вену, подал ему Записку, в которой, между прочим. изложил свои мысли по сему предмету следующим образомъ: