Э.Зорин - Огненное порубежье

Ушел Онофрий далеко за полночь. Житобуд провожал его. Шли по темной улице, спотыкаясь, судили да рядили по-пьяному.

— Никакого прибытку,— ворчал Житобуд.— Уж который год не ходили на половцев. А с нашего мужика много ли возьмешь?

Онофрий останавливался, мотал головой, как кобыла.

— Ты поостерегись-ко,— предупреждал он непослушным языком.— Ты князя-то не чести... Постеля у тебя мягкая?

— Ну,— отзывался из темноты Житобуд.

— Пироги каждый день на столе?

— Ну.

— Вот тебе и «ну». А чьими это милостями?

— Князевыми...

— То-то и оно,— гудел Онофрий и утробно икал.— Мед-брагу пьешь?

— Ноне пили.

Житобуд с подозрением косился на постельничего. Давненько уж он его обхаживает. Постельничий всегда рядом с князем. Словечко за Житобуда замолвит — и вспомнит про него князь. Десять лет уж, а то и боле, как ходит Житобуд в сотниках.

— Ты ко князю всех ближе,— льстил он Онофрию.

— По коню и седло...

— Попросил бы за меня.

— Попросить-то недолго,— отзывался из темноты постельничий.

— Ну? — с нетерпением мычал Житобуд.

— Страхолик ты...

— Зато вернее пса.

— Знамо...

Лицо у Житобуда все в шрамах. Пол-уха нет. Один глаз голубой, другой — зеленый. А ручищи — что твои пудовые гири. Быку рога на сторону заворачивает. Человека кулаком бьет насмерть.

Прощаясь, Онофрий все же пообещал:

— Не то шепнуть князю?..

Житобуд обнял его и поцеловал в губы. Постельничий утерся.

— Ишь, какой прыткой.

— За мной не пропадет.

— Помни,— сказал Онофрий.

Нынче с утра у Житобуда в голове стоял туман.

Его подташнивало, и он, стругая жердь, сочно отплевывался.

Улейка ворчала:

— Эк перекосило-то тебя. Ровно леший.

— Заткнись, баба,— вяло огрызался Житобуд.

В ворота забренчали.

— Никак, снова вчерашний гость,— вскинулась Улейка.

— Не должон бы,— сказал Житобуд и, воткнув топор в лесину, пошел открывать.

У ворот княжий отрок, не спускаясь с седла, звонко сказал:

— Дядька Житобуд, тебя князь кличет.

Открыл рот Житобуд. Вспомнил, как корил по пьяному делу князя. Задрожали у него коленки, с места сдвинуться не может.

Княжий отрок смеялся, откидываясь в седле:

— Не трясца ли у тебя, сотник?

— Эка зубастый звереныш,— бормотал себе под нос Житобуд. Сквозь страх пробивалась в нем досада на самого себя: когда уж зарекался пореже заглядывать на дно чары, а все неймется. Седина в бороду — пора бы остепениться.

Оседлал он коня, не торопясь поехал в Гору. По дороге недобрые мысли совсем его доконали. Но, когда отрок, спешившись, взял коня его под уздцы, вздохнул облегченно, подумал оторопело: неужто Онофрий и впрямь не донес про запретные речи, а замолвил за него словечко? И когда только успел?!

Князь Святослав сидел на деревянном стольце, опустив на грудь большую гривастую голову. На сотника не взглянул, не проявил ни гнева, ни любопытства.

Помялся Житобуд в дверях, низко, до пола, согнулся в поклоне, а разогнуться не посмел, пока не услышал тихого, как шелест падающего листа, голоса князя.

— Подойди, Житобуд, — сказал Святослав, — подойди, не бойся.

Неуклюже переступая носками вовнутрь, сотник сделал несколько робких шагов и снова остановился, переминаясь с ноги на ногу.

Князь шевельнулся на стольце, покашлял в темный кулачок и встал. Житобуд попятился к двери, но Святослав, не глядя на него, отошел к слюдяному оконцу, помедлил, щуря на свет и без того узкие, отечные глазки.

И будто не Житобуду вовсе, а самому себе сказал:

— Звал я тебя, сотник, для важного дела. Отвезешь грамотку князю Роману в Рязань.

Обернувшись, вперил в него нахмуренный взгляд. Так же тихо добавил:

— Онофрий за тебя поручился. Рад ли?

— Ох, как рад, князь, — бледнея, закивал Житобуд.

— Встань, — сказал Святослав. — Встань, Житобуд, и слушай. Да слова из слышанного не пропусти. Грамотка сия зело важная. В чужие руки попасть не должна. А дороги на Рязань тебе ведомы. В чаще хоронись. Звериными тропами пробирайся, а пуще всего стерегись Всеволодовых людишек...

С этими словами он степенно подошел к столу и протянул Житобуду перевязанный шелковой ниточкой свиток.

— Ступай с богом.

И, покряхтывая, вернулся к стольцу. Сел, задумался. Поняв, что беседа закончена, Житобуд снова низко поклонился и бесшумно выскользнул за дверь.

3

Когда сотник ушел, князь кликнул Онофрия и велел разыскать Кочкаря, Княжий милостник был в сенях и на зов Святослава явился сразу.

— Сердце у меня нынче свербит, — пожаловался ему князь. — Слышно ли что из Новгорода?