У Досады зеленые глаза с коричневыми точечками во влажной глубине, густые, почти сросшиеся на переносье брови, пухлые губы, ямочки на щеках, и широкие бедра, облепленные тесным сарафаном. У Досады звонкий, словно колокольчик, смех. Руки у Досады белые, нежные. Ласкает она ими лицо молодого князя, запускает их князю в львиные кудри, в мягкую, шелковистую бороду...
Далеко видать с высокого берега земляные валы, окружившие город, за валами высвечивают золотом купола церквей, бревенчатые избы крепко вросли в косогор, а выше всех — терем боярина Разумника. Ходит боярин по двору в шубе, накинутой на голое тело, заглядывает в кладовые и скотницы, а дочери ему не увидать. Спокойно у Разумника на душе — ушла дочь к подружкам на посиделки. Скромница она у него — вся в тихую мать. И уж хорошая задумка радостью переполняет сердце Разумника. Боярские сыны от Досады без ума. Да, куда ни погляди, все ей не пара. У того усадьба в разор пошла, этот умом не вышел. Лишь одного держит Разумник на примете, но пока о том — никому ни полслова. Отцовское сердце худа дочери не пожелает; родная кровинушка, радость его единственная, последняя надежда. Ведь никому невдомек, что давно уже оскудела боярская казна, захирели его деревеньки. Да и деревеньки-то, тьфу, каждая в три двора. А боярин Зворыка дает за сыном Васильком дары немалые: и золото, и серебро, и землю. И лучше парня Досаде не сыскать. За Васильком — как за крепостной стеной: в обиду жены молодой не даст, приголубит ее и уважит.
Тихо вокруг. Все ниже опускается солнце за травянистый берег Лыбеди. Вот уж и вовсе скрылось, смазав вечерние тени. Юрий вскочил, прислушался к далекому топоту. Вскочила и Досада, встревоженно озираясь вокруг.
От Марьиных ворот ехали на рысях к Лыбеди всадники. В переднем Юрий узнал Давыдку. Добрый конь под ним поигрывал, шел боком, вскидывая голову. Дружинник сидел прямо, задумчиво глядел перед собой, опустив вдоль тела правую руку с гибкой плеточкой.
Разглядывая его, Юрий улыбнулся. Нравился Юрию Давыдка, такого молодца и он бы с радостью взял в свою дружину. На что крепок Зоря, но Давыдке он не чета. Верными людьми окружил себя дядька Всеволод: дарит им земли с пажитиями и лесными угодьями, не жалеет ни золота, ни серебра. На том и отец стоял, и дед был тоже умен — за то и любил, и почитал их Юрий. Потому и не пошел с ростовцами и Ярополком против дядьев своих, хоть и нашептывали ему на ухо коварные бояре, что, мол, по древнему праву, ему, а не Михалке со Всеволодом сидеть на владимирском столе...
Обратясь к притихшей Досаде, Юрий сказал:
— Ты затаись, а я скоро вернусь.
Свистом подозвал послушного коня, вскочил в седло.
В полумраке Давыдка не сразу признал Юрия, подняв руку с плетью, властно остановил его.
Но синее корзно приблизившегося князя тотчас ввергло дружинника в изумление:
— Никак, Юрий Андреевич?!
И в голосе его зазвенели приветливые нотки.
— Да что же ты, князь, не на пиру? — удивился он. — Слух когда еще прошел, будто возвращаещься ты из Городца, а я куда ни погляжу, нигде нет тебя... Бают, зело порубил ты булгар, взял большую добычу?
Юрий засмеялся:
— Молва впереди нас бежит...
— И то верно, — согласился Давыдка, вдруг загадочно усмехнувшись. Не понравилась Юрию усмешка дружинника. «Неужто знает про Досаду?» — подумал он.
Но глаза Давыдки уже вновь были серьезны.
— Ездил я в Киев...
— Аль Святослав преставился? — насторожился Юрий.
Давыдка понял его. Он и в полумраке приметил бледность, окатившую лицо молодого князя. Кому не лестно сесть на киевский старший стол? Умрет Святослав, Всеволод займет Киев, а во Владимир идти некому, кроме Юрия.
— Святослав, слава богу, в добром здравии, — не торопясь, давая князю время одуматься, проговорил Давыдка.— Сосватали мы Святославова сына за нашу Пребрану...
— Уж не Владимира ли? — упавшим голосом спросил Юрий.
— Угадал, князь. Кого же еще? — сказал Давыдка. — Среднего-то сына еще когда женили на дочери Казимира польского.
— Знаю.
— Погуляем на свадьбе!
— Да уж погуляем, — внезапно пересохшим ртом произнес Юрий, с неприязнью думая о своем дядьке. Хитер. Не прост. Знать, дальние у него задумки. Вона как разом всех связал одной веревочкой. Глебовы сыновья, сидящие в Рязани, тоже как стрелы в его туле.
Давыдка улыбнулся: по глазам видно, слышно по голосу — не по душе новости молодому князю.
— Ты уж прости, князь, поспешаю я, — сказал Давыдка. — Недосуг. А в другой раз встретимся — наговоримся вдосталь.
Читать дальше