Гийом Аполлинер: Т. 2. Ересиарх и К°. Убиенный поэт

— Пощадите! Вы меня не так поняли!

— Убийца! — воскликнул я. — Совершай свои преступления, которые ты считаешь простительными, в другом месте! Мои принципы не позволяют мне выдать тебя, но я желаю, чтобы отныне ты получил по заслугам за свои дикие выходки. Надеюсь, что поскольку ты трус, то жертв у тебя окажется немного, а так как ты очень болтлив, то сам себя и выдашь полиции. В Париже еще есть суд, и если ты и пройдешь обряд крещения, то пусть случится это на ступенях эшафота!

Пока я произносил все это, Фернизун подобрал свои книжонки и, вновь обретя вертикальное положение, весьма вежливо извинился, что испугал меня. Я приказал ему оставить у меня нож — очень опасный каталонский клинок. Он выполнил приказание и вышел, я же не сводил с него дула смехотворного миниатюрного пистолета, который не выпускал из рук.

Вечером из экономии я ужинал дома — колбасой и остатками паштета, к которому присматривался Фернизун. Я и представить себе не мог, какой подвергался опасности. Но мне еще предстояло понять весь мрак души латинского еврея. У меня начались невыносимые рези в животе. Паштет оказался отравлен. Фернизун вылил или высыпал в него какую-то гадость, от которой я должен был через несколько часов скончаться, не выпей я графинчика растительного масла, а потом рюмку глицерина. Началась спасительная рвота… Я бросился за молоком и, на счастье, обошелся без врача.

Все следующие дни газеты пестрели рассказами о сенсационных преступлениях, совершенных против женщин во всех уголках Парижа. Одну из них нашли голую и подвешенную, как флаг, раскачиваемый ветром, к жалкому подобию дерева посреди бульвара Бельвиль. Дети, старики были задушены. В дальнейшем будет отмечено, что дело касается только тех, кто не мог оказать сопротивления. С наступлением темноты прохожим, толпой спешащим по бульварам, женщинам и мужчинам, резали бритвой руки и бедра: бритва мгновенно разрезала одежду, потом — плоть. Бритва входила в тело безболезненно, и несчастные, обливаясь кровью, падали только через несколько шагов. Первые преступления приписывались бандам апашей и других татуированных дикарей, из тех, что пугают наши избранные души и приносят разочарование всем верящим в способности рода человеческого к самосовершенствованию. Другие злодеяния были отнесены на счет одного из маньяков, которыми кишат суды и Сальпетриер {28} 28 Сальпетриер — дом умалишенных в Париже. и которые никогда там не переводятся. Я неоднократно испытывал искушение выдать автора всех этих преступлений. У меня-то ведь не возникало никаких сомнений, что им был новообращенный Габриэль Фернизун, который в ожидании крещения не сидел без дела. Эгоизм восторжествовал. Я ускользнул от чудовища, предоставив ему возможность действовать на свободе.

…Прошло несколько месяцев, и я оказался в одной из компаний оригиналов, что шляются по кабачкам Латинского квартала. Сидели мы в «Лотарингке», методично поглощая абсент рюмку за рюмкой. Вместе со мной был мелкий газетчик из тех, кто ведет рубрику какой-нибудь хроники на третьей полосе прозябающих бульварных газетенок, поставляет статейки для крупной ежедневной прессы и выклянчивает в торговых фирмах заказы на рекламу. Был там и некий шофер, вхожий ко всем фабрикантам на улице Великой Армии, — на нем было пальто и фуражка из тюленьей кожи; у таких, как он, всегда есть машина на продажу, а сами они тоже всегда собираются покупать машину, досконально знают автомобили всех марок и при случае перехватывают у вас сто су. Был с нами и студент Академии художеств, и колониальный чиновник, недавно вернувшийся с Мартиники. Он в третий раз рассказывал нам об извержении Мон-Пеле {29} 29 Мон-Пеле — вулкан на севере о. Мартиника, получивший широкую известность после извержения 21 мая 1902 г., уничтожившего город Сен-Пьер, где погибло около 30 тысяч человек. . Журналист предлагал сыграть в покер. Студент академии зевал, выражая желание играть с джокером.

— А вот и Филипп! — сказал шофер.

Филипп, тоже студент, был весьма красивый малый, не вызывающий доверия, но шикарный, а пришел он вместе с Неллой, статной и очаровательной брюнеткой. Корсет ее, по моде того времени спускавшийся довольно низко, делал Неллу пышнобедрой, но выпуклости эти были обманчивыми — те, кто знал девушку близко, отрицали ее сходство с Каллипигой {30} 30 Каллипига (букв.: «обладающая красивым задом») — один из эпитетов Венеры. . Филипп пожал нам руки, скинул реглан и шляпу, поправил прическу, галстук и уселся напротив Неллы за соседний столик. Он заказал красного шамбери для себя и хинной настойки для Неллы. Затем, обернувшись к нам, заявил: