Гермар Рудольф - Лекции по холокосту

Карлхайнца Пинча, адъютанта Рудольфа Гесса, несколько месяцев пытало московское КГБ[973]. Советы также выбили «признание» из Юппа Ашенбреннера о душегубках, будто бы применявшихся немцами в СССР[974]. Аугуста Айгрубера, бывшего гауляйтера Австрии, в конце войны изувечили и кастрировали.

Йозефа Крамера, последнего коменданта Берген-Бельзена, а также других мужчин и женщин, служивших в СС, пытали до тех пор, пока они не стали умолять, чтобы им дали умереть[975]. Вот что пишет об этом английский журналист Ален Мурхед:

«Когда мы приблизились к камерам с охранниками-эсэсовцами, тон речи [английского] сержанта стал суровым. «У нас сегодня утром был допрос, — сказал капитан. — Боюсь, они представляют собой не очень приятное зрелище». [...] Сержант снял засов с первой двери и [...] вошёл в камеру, размахивая перед собой металлическим шипом. «Встать! — прокричал он. — Встать! Встать, грязные ублюдки!» На полу лежало или полулежало с полдюжины человек. С большим трудом одному-двум из них удалось-таки подняться. Ближайший от меня человек, с забрызганными кровью рубашкой и лицом, сделал две попытки, пока ему не удалось встать на колени и затем постепенно — на ноги. Он стоял с вытянутыми вперёд руками, сильно раскачиваясь. [...]

«А ну быстро встать!» — прорычал сержант [в следующей камере]. На полу в луже крови лежал человек[...]. «Почему вы меня не убьёте? — прошептал он. — Почему вы меня не убьёте? Я это больше не выдержу». Снова и снова с его уст срывались эти слова. «Он всё утро это говорит, грязный ублюдок», — произнёс сержант. »[976]

С: Это просто ужасно!

Р: Да, причём это только начало. В следующем разделе мы поговорим о методах, применявшихся на послевоенных процессах: иголки под ногти, вырывание ногтей, выбивание зубов, раздавливание половых органов. Подробней об этом — в своё время.

С: И результаты этих процессов являются последним словом в сегодняшней версии истории?

Р: Ну, если полуофициальный журнал по современной немецкой истории

«Vierteljahrshefte für Zeitgeschichte» может служить показателем, то да. На их взгляд, Нюрнбергский процесс был справедливым судом, призванным творить правосудие; единственным его недостатком были его правовые нормы[977].

А теперь давайте проанализируем условия, в которых проходил Нюрнбергский процесс и другие суды над так называемыми «немецкими военными преступниками». Во время нашего анализа мы встретимся с новыми, более жёсткими, формами давления на свидетелей и подсудимых.

Р: Крайне критичное (как минимум, теоретически) рассмотрение судом показаний свидетелей и сторон основывается на столетиях опыта, накопленного поколениями юристов, и поэтому оно должно быть перенято историками в качестве примера для подражания, пусть даже научные методы установления истины не могут не отличаться от методов юридических. Судья, например, должен принять окончательное решение о том, что соответствует истине, а что— нет, за ограниченный период времени. Учёный же, напротив, не должен (и, пожалуй, даже не может) приходить к окончательному суждению, если он желает оставаться верным основным принципам науки. В судопроизводстве решение может быть сильно искажено эмоциональными факторами, в то время как в науке влияние эмоциональных факторов является минимальным или и вовсе отсутствует.

Большинство показаний свидетелей и признаний, относящихся к холокосту, было дано в связи с уголовными процессами. Отдельные, неэмоциональные свидетельские показания — большая редкость. Это было попросту неизбежно из-за характера вещей, о которых шла речь, и связанных с ними эмоций. Поэтому правдивость показаний свидетелей и признаний нужно было подвергать критическому анализу со стороны специалистов в областях истории и других наук, действующих в суде в качестве экспертов и помощников судей. Однако на процессах, о которых шла речь до сих пор, этого никогда не происходило[978].

С: Но ведь вы нам говорили, что на процессе Демьянюка всё-таки выступил эксперт (глава 4.2.2).

Р: Тот эксперт всего лишь оценил степень ненадёжности памяти свидетелей. Он не высказал никаких мнений по поводу правдивости самих показаний. Это вообще не входило в его компетентность.

Крайне некритичное отношение судей к свидетельским показаниям поднимает вопрос о том, могут ли вообще эти свидетельские показания представлять какую-либо ценность для науки, в которой для установления истины нужны неэмоциональные, поддающиеся проверке описания событий. Попытки построить историческую науку на основании свидетельских показаний в суде и уголовных процессов, основанных на этих показаниях, пусть даже они были сделаны на процессах, строго придерживавшихся правовых норм, сомнительны сами по себе. Ещё более сомнительными являются попытки некоторых учёных привести свидетельские показания в качестве доказательства, когда даже неясно, если данные показания вообще были приняты судом [979].