Луи Буссенар - Десять миллионов Красного Опоссума

Скоро я увидел австралийское солнце.

Успешная торговля в несколько лет создала здесь множество удивительных городов, которые приняли вполне европейский вид. Особенно роскошен Мельбурн, но о нем не стоит много распространяться: имеется достаточно хороших описаний этого города. Кроме того, каждый слыхал о его банкирских домах, ресторанах, игорных домах, его театрах. Нет нужды упоминать и о мельбурнских клубах, библиотеках, школах, музеях. Все это вполне традиционно. Даже бульвары здесь такие же, какие мы видим у себя в Европе, только эвкалиптовые аллеи придают им своеобразный вид. Кафе-шантаны — те совсем устроены на европейский лад, разве только поют там хуже, чем в наших. Но зато в них содержат баядерок, которые не уступают ни в чем тем баядеркам, о которых рассказал выше доктор Стефенсон. Они само воплощение кипучей страсти и самой увлекательной живости. Наконец, 150 журналов и газет, издаваемых в столице Виктории, окончательно ставят ее вровень с лучшими городами Европы.

В общем Мельбурн, бывший в своей юности безумным, с летами принял вполне респектабельный деловой вид.

Все это, конечно, интересно и заслуживает похвал, но не для того я преодолел тысячи верст, чтобы увидеть здешних англичан и немцев с их дражайшими половинами и чадами включительно. Вид их наскучил мне и в Европе. Мне захотелось поглядеть на настоящих австралийских дикарей. А пока, в ожидании встречи с ними, я посещал иногда китайский квартал, зловонное место, откуда с раннего утра до поздней ночи доносились визгливые крики «сынов Неба», от которых за сажень разило козлом и прочими невыносимыми прелестями. Эти «небесные жители» всегда возбуждали во мне чувство необоримого отвращения.

Нет ничего печальнее этих несчастных…

Напротив, редкие представители туземцев, попадавшиеся мне на улицах или в скверах, всегда смущали мое сердце видом своей жалкой, собачьей жизни. Чего бы не дал я, чтобы видеть их на воле, в лоне родных лесов и пустынь?!

Ничего нет печальнее и жалче этих несчастных, одетых в грязных лохмотья и ютящихся где-нибудь под заборами. В большинстве своем это были забитые существа. Некоторые, впрочем, думали о щегольстве и важно выступали, натянув на голову распоротую шляпу или накинув на плечи ветошь старьевщика.

Проводя целых восемь лет в праздности, отдав дань, как это водится в провинции, гастрономическим утехам, посетив дважды золотые россыпи Гилонга и Боллара, я вполне удовлетворил свое любопытство и уже почувствовал пресыщение от тех радостей, которыми одаривает своих посетителей «царица южных морей».

Но случай — эта путеводная звезда праздношатаев, помог мне: я имел невыразимое счастие встретить трех господ, с которыми познакомился в Мадрасе и общество которых обещало немало новых развлечений.

Записные спортсмены, майор Гарвэй, прапорщик Мак-Кроули и лейтенант Робертс готовы были с утра до позднего вечера шататься по трактирам или бродить всюду, куда заведет их фантазия.

Раз ночью мы ужинали не помню в каком казино и разговор зашел об охоте. Предмет беседы был крайне интересный и неисчерпаемый, и мои собеседники были просто неистощимы в рассказах. Майор поведал нам об ужасных способах охоты в Индии, где на тигров охотятся, восседая на спине слона. Лейтенант познакомил нас со своими блужданиями по лесам Южной Африки и битвами с африканскими львами и гиппопотамами. Улыбками сожаления и легкого презрения сопровождали мы свои рассказы о жалкой европейской охоте на какого-нибудь волка или лисицу.

Воспоминания о былых днях, вместе с несколькими бутылками вдовы Клико, разожгли наш охотничий пыл, и недолго думая мы в трактире же составили план охоты на австралийского кенгуру.

Правду сказать, нужно было иметь порядочную долю безумия с нашей стороны, чтобы решиться на подобное предприятие. Однако решение об экспедиции было принято, и мы упаковали свой багаж, который был довольно легок, так как, будучи завзятыми охотниками, мы ненавидели все громоздкое. Отъезд был назначен на другой день, 22 января.

Пред отправлением в путь я зашел проститься с доктором Стефенсоном, старым другом по двухмесячному пребыванию на корабле.

— Доктор, — обратился я к нему без обиняков, — я пришел сказать вам «прости».

— Уже? — удивленно протянул он.

— Да, я задыхаюсь в вашем Мельбурне! Ваша цивилизация раздражает меня… и я предпочитаю городской роскоши пустыню, вольный воздух и свободную жизнь!