Валерий Демин - Бакунин

В последние годы жизни Михаила Александровича Бакунина Наталья Семеновна стала одним из самых близких и доверенных ему лиц. Она состояла с ним в постоянной деловой и просто дружеской переписке. Вместе с мужем Павлом Александровичем навещала его в Италии, и, будучи незаурядной художницей, оставила множество рисунков и набросков, связанных как с заграничной жизнью М. А. Бакунина, так и с повседневным житием Бакуниных в Прямухине и других местах. Привела в порядок огромный прямухинский архив и «Прямухинскую летопись», где по годам, месяцам и дням было расписано повседневное житье-бытье всех обитателей родового имения, начиная со дня его покупки 8 апреля 1779 года.

В конечном счете чисто гуманитарная миссия одного из популярнейших русских писателей была «по достоинству оценена» и царскими властями: его привлекли к следствию по делу о «лицах, обвиняемых в сношениях с лондонскими пропагандистами», и в марте 1863 года он был вызван для дачи показаний в сенатскую следственную комиссию. Участь Чернышевского ему, конечно, не грозила, но отношения его с официальными структурами изрядно подпортились.

Вот его характеристика, данная Бакуниным в письме к невестке Наталье: «Он золотой человек — весь душа и весь преданность. <���…> Берет не умом, а сердцем, хотя, пожалуй, как истый армянин, и очень хитер, когда надо».

Спустя два месяца, учтя прошлые неудачи, поляки попытались вновь реализовать свой замысел. На сей раз действовали с соблюдением всей необходимой конспирации. Пароход с волонтерами на борту покинул берега Швеции, якобы направляясь в Англию. Но в Копенгагене под покровом ночи людей пересадили на шхуну, груженную оружием и боеприпасами, которая взяла курс на восток. Высадка началась, как только экспедиция достигла намеченной точки. Море бурлило, а спущенная на воду шлюпка с людьми дала течь и затонула вдали от берега. Вторая шлюпка перевернулась от порыва ветра. Из 32 человек 24 погибли.

Елизавета Васильевна Салиас , урожденная Сухово-Кобылина (1815–1892) — родная сестра прославленного драматурга, возлюбленная Н. П. Огарева, познакомившего с ней Бакунина; писательница, публиковавшая свои произведения под псевдонимом Евгения Тур. Была замужем за французским графом Андре Салиас-де-Турнемир, с которым вскоре разошлась; мать русского романиста графа Е. А. Салиаса.

У Бакунина был давний счет к русскому чиновничеству. Еще в годы первой эмиграции в работе «Русские дела» он писал: «Только закоренелый немецкий бюрократ, никогда не выходивший за порог своей канцелярии, никогда не заглядывавший ни в какие другие книги кроме своих реестров и таблиц, мог быть повергнут в глубокое изумление чудесным, столь крепко спаянным организмом русского чиновничества. Сведущий критик должен как раз в этом усмотреть наиболее опасное и наиболее разрушительное место всей системы. Как ни богат относящийся сюда материал, если бы мы пожелали осветить его примерами, но мы хотим быть сейчас краткими и сказать, что, начиная с верхушки этой пирамиды и вплоть до ее основания, все чиновники крадут самым циническим образом. Это является настолько общим правилом, это считается настолько тесно связанным со службою, что начальник в крайнем случае попрекнет своего подчиненного разве тем, что тот не по чину берет. Это разложение составляет необходимое следствие нищенских окладов, получаемых бедною по своему происхождению массою чиновников, также и того безобразного положения, что никаких моральных понятий о долге в принципе для них совершенно не существует да и не может существовать ввиду безусловного послушания и полнейшей несамостоятельности, которые требуются от каждого хорошего русского чиновника в качестве его первой и единственной обязанности. Обман настолько здесь укоренился, что чиновник, имеющий идеальное представление о своих обязанностях, рассматривается остальными как враг, который или бывает вынужден действовать так же, как и они, или же подвергается утонченнейшим издевательствам и ужасающим преследованиям. Честный человек среди воров должен погибнуть. Ни о чем не подозревая, он или будет сделан соучастником преступления с помощью подлога в документах, или же объявлен политически неблагонадежным, и горе ему, если в обоих случаях у него не найдется покровителя при дворе! Он должен уйти, “он — якобинец, он не хочет брать взяток!” — говорят о нем, и высшее начальство в своих собственных интересах помогает отделаться от чудака, позволившего себе иметь иное понятие о государственной службе. Видимость — вот все, что требуется в России от хорошего чиновника; видимость приносит повышение в чине, ордена и деньги, существо же ведет в Сибирь. В результате всего этого, несмотря на столь искусно скомпанованный механизм, в чиновном мире царит величайшая дезорганизация. Нет ни одного сенатора, ни одного министра, ни одного начальника департамента в Петербурге и провинции, которые не крали бы. Даже жены чиновников используют эту привилегию своих мужей. Супруга министра полиции Бенкендорфа привозила целые пароходы контрабанды в Кронштадтский порт и содержала через посредство своих крепостных служанок большие торговые склады. <���…> Таким образом, русский чиновный мир оказывается неисправимым, он угнетает народ, парализует даже хорошие, благодетельные предначертания царя или совершенно их игнорирует и этим ведет его к падению». Это написано в середине XIX века, но с тех пор мало что изменилось; разве что царя больше нет да мздоимство стало более изощренным, но российские чиновники все так же чувствуют себя хозяевами жизни.