Валериан Лункевич - Подвижники и мученики науки

В такой же мере были «поучительны» и «полезны» для обогащения читателей знаниями ходкие по тому времени рассказы о растениях и «камнях», т. е. минералах. Так, говоря о различных растениях и вспоминая при этом обязательно о «древе жизни» и «древе познания добра и зла», не забывали первым делом упомянуть о том, что лилия — показатель душевной чистоты, кипарис — воплощение смирения, а яблоня — источник первородного греха. Конечно, тут же давались и надлежащие указания о целебных свойствах различных трав; но советы эти обязательно сопровождались требованием прочесть столько-то раз такую-то молитву или произнести такой-то заговор. В таком же примерно духе шел разговор и о «камнях».

Фантастическое чудовище — семиглавый дракон, в существование которого верили древние

Морской черт (по фантастическим представлениям древних)

Оказывалось, что изумруд, например, есть знак веры и избавляет людей от лихорадки, а сапфир — знак надежды и лечит головную боль, и т. п. Нужно ли прибавлять, что такая «наука» могла лишь способствовать благополучию и процветанию церкви? Но само собою разумеется, лишь до поры до времени. Ибо даже в описываемую эпоху нет-нет да и раздавались здравые речи, призывавшие людей не отдаваться во власть предрассудков и суеверий. Вот, например, несколько строк из обращения одного просвещенного монаха к своим прихожанам. «Пусть никто из христиан, — говорит он, — не дает обетов в храмах перед камнями, фонтанами, деревьями или церковными оградами… Пусть не приносит жертв и не делает заклинаний над травами… Пусть не ищет советов ни у делателей талисманов, ни у колдунов, ни у заклинателей каких бы то ни было болезней…»

Но эти редкие разумные голоса заглушались тысячами других, более громких и властных голосов, призывавших давать обеты в храмах и поклоняться церковным оградам. Да и только ли им!

Глубина моря по представлениям средневековья

Разве церковь не поддерживала веры в «падшего ангела» — дьявола и его пособников, ведьм и колдунов, которых она искала всюду, заточала людей, обвиненных в колдовстве, в темницы и отправляла их на костер? Разве не священнослужители приучали свою темную, невежественную паству поклоняться таким «священным реликвиям», как, например, кусок лестницы, которую библейский старец Яков видел во сне, или перо из хвоста святого духа, или последний вздох Иоанна Крестителя, бережно сохраненный в мешке? Ведь все это показывали толпам верующих и за показ брали мзду, как брали ее за отпущение грехов — не только уже «содеянных», но и будущих…

Итак, феодализм и церковь вместе с «наукой» схоластов и мирских «ученых», рукописные труды которых переходили из рук в руки среди обывателей, делали все, чтобы невежество и суеверия полновластно царили в людских умах.

«Древо жизни» по представлениям средневековья

Однако даже эта поистине жуткая полоса истории не могла окончательно заглушить трезвые запросы человеческого ума. Сами схоласты отчасти способствовали пробуждению живой, ищущей мысли. С одной стороны, одни из них, не успевшие еще окончательно утерять критическое чутье, ставили и решали вопросы, невольно наводившие на раздумье и подымавшие сомнение там, где требовалась безусловная вера — и только вера. Взять, например, такой вопрос: было ли возникновение мира чем-то неизбежным, естественным, или это чудо? Надо признать, что уже одна постановка такого вопроса потрясала основы церковной мудрости. Еще более смело, если не революционно, прозвучало заявление другого схоласта, который взамен беспрекословной веры рекомендовал сомнение: ибо, говорил он, «сомневаясь, мы приходим к вопросам, а вопрошая, постигаем истину».

С другой стороны, схоластика, исчерпавши себя на важных для нее вопросах, ударилась в мелочи, в пустую болтовню примерно на такие забавные темы: был ли голубь, в образе которого явился святой дух, подлинной птицей?

«Древо познания добра и зла» по представлениям средневековья