Пароль остается прежним

Капитан Харламов не терял времени зря.

Ташкент проводил черными, бесплодными тучами. Самолет забирался всё выше и выше. Чуть приоткрытый капот на моторе дрожал, словно жабры гигантской рыбы.

Когда тучи рассеялись, Юрий увидел песчаные холмы. Они вздымались, как океанские волны, и не было этому безбрежному, желтосерому океану ни конца ни края.

Пески поражали однообразием, наводили уныние, но Юрий счастливо улыбался. Время от времени он восклицал восторженно:

— Смотрите, смотрите!

Горский понимал, что это относится к нему и охотно кивал.

На земле их встретила сорокаградусная жара.

Капитан «Медузы» предложил позавтракать. Они зашли в аэропортовский ресторан, заказали бифштекс и пиво.

Вскоре перед ними выстроилась целая батарея пустых бутылок. Юрий старался не отставать от Горского. Он ехал к отцу—один! — и, конечно, чувствовал себя совсем взрослым.

Потом они подъехали на такси к автостанции. Оказалось, что нужный им рейсовый автобус отъехал пятнадцать минут назад.

— Вот досада!— притворился огорченным Горский, хотя умышленно задержался в ресторане, и спросил молодого Серебренникова:— Пойдем в гостиницу и заночуем, или сделаем так: скоро должен отправиться автобус в Захмат-али. Это нам по пути. Доедем до Захмат-али, а там на любой машине доберемся до места. Ты как считаешь?

— Конечно, поехали! — не задумываясь, согласился Юрий.

В Захмат-али они прибыли к вечеру. Горский оставил Юрия в чайхане, а сам пошел справляться насчет машины...

На самом деле он торопился в городской сад.

На одной из скамеек в боковой аллее его поджидал Василий Васильевич.

Горский заметил дамского мастера и замедлил шаги. Глаза стали колючими. Василий Васильевич не выполнил условия и пришел на свидание не один. Рядом сидел «Буйвол», которого Горский вовсе не хотел видеть.

Прежний план ломался. Горский рассчитывал поговорить с Василием Васильевичем наедине, предупредить, что к границе нужно подъехать ночью, а переходить обязательно на рассвете, так как в это время, якобы, сменяются наряды. Он хотел заставить его выпить за удачу. В стакан, из которого будет пить Василий Васильевич, он сумеет всыпать медленно действующий яд. Завтра, с восходом солнца, Василия Васильевича уже не будет в живых. Остальные начнут метаться по границе. Безусловно, пограничники заметят их. Вряд ли «Буйвол» предпочтет сразу сдаться. Значит, завяжется перестрелка.

А Горский на рассвете будет уже на «Медузе» и, в то время как пограничники займутся ликвидацией банды, переправит агента из Фирюзевара в Реги-равон. Вот здесь-то и понадобится ефремовский самосвал, который быстро вывезет его из опасной зоны...

Василий Васильевич поднялся и вежливо поклонился. «Буйвол» продолжал сидеть.

«Придется угостить ядом того и другого!»— решил Горский.

Он сел между Василием Васильевичем и «Буйволом». Ровным голосом объяснил, что им предстоит делать.

Видно, Василий Васильевич и «Буйвол» обо всем уже договорились между собой. Они слушали внимательно, с каким-то тупым упрямством, не перебивая и не задавая вопросов. Горского это начало раздражать.

— Понятно?

Василий Васильевич спросил:

— А если нас заметят?

— У вас есть оружие,— напомнил Горский.

Заговорил «Буйвол»:

— Одним словом, мы решили, капитан, что вы проводите нас до границы. И вам спокойно, и нам хорошо.

— Что это значит? — нахмурился Горский.

— Это значит, что мы не хотим зря рисковать,— спокойно ответил «Буйвол».

— Может быть, вы раздумали переходить границу? — насмешливо спросил Горский.

Опять скрипуче протянул «Буйвол»:

— Ничего мы не передумали. Только действовать хотим наверняка.

В Горском закипела злость. Пожалуй, проще было разделаться с Василием Васильевичем в Ташкенте. И чего это он, право, всполошился? Если решено переправить агента открыто, стало быть документы у него в порядке. Пусть их на здоровье проверяет начальник КПП.

Но в глубине души он боялся этой проверки. Он знал, какой дотошный в делах службы старший лейтенант Мансуров. А вдруг в предъявленных документах его что-то насторожит? Горский надеялся, что если на границе завяжется бой, Мансуров не сможет сам проверить «Медузу». Эта мысль и пришла ему в голову, когда собирался покончить с Василием Васильевичем в Ташкенте.