Пароль остается прежним

Затем Том решил, что это не по-товарищески. Хотя его товарищи очень плохие люди, все-таки они приняли его в свою компанию и не обижают. Он пришел к убеждению, что они сами никуда не денутся — попадутся, а ему надо уходить.

С этой мыслью он приехал в Захмат-али. Отсюда, пожалуй, около тысячи километров до ленинабадского колхоза, и значит, если он «смоется», ни «Буйвол», ни кто другой его не найдет. А уж колхозному бухгалтеру он все как-нибудь объяснит.

Том ходил по аккуратным, чистеньким улицам городка и невольно сравнивал его с колхозом-миллионером. Захмат-али, конечно, был больше, но ленинабадский колхоз врезался в память, и Том считал, что это самое лучшее место на земле.

Рядом с ним понуро шагали: «Буйвол» — в рубахе, перехлестнутой ружьями; Василий Васильевич — в легком чесучовом костюме и широкополой соломенной шляпе в дырочках, с усталым, обрюзгшим лицом пенсионера-интеллигента; «Зуб» — в таком же, как у Василия Васильевича, костюме,—вялый, потный, еле передвигающий ноги.

Том решил узнать, куда направится честнйая компания из Захмат-али, и, воспользовавшись дорожной сумятицей, незаметно исчезнуть.

Старшина Пологалов легко нашел Шарапова. Командир катера забрался в кубрик и сладко посапывал после бессонной ночи. Он несколько суток не был на заставе: выполнял специальное задание и вот только сегодня вернулся.

Пологалов в нерешительности остановился: будить или не будить? Наконец, он дотронулся до мускулистой руки приятеля. Шарапов сразу открыл глаза.

Пологалов шопотом, чтобы не разбудить Кошевника, который также безмятежно спал рядом, сообщил о просьбе Истат. Собственно это была не просьба, а требование. Несколько дней подряд Истат звонила на заставу и повторяла одно и то же: «Передайте Вахиду, чтобы немедленно был у меня».

Сон сняло, как рукой. Шарапов совсем было уже отчаялся найти дорогу к ее сердцу. И вдруг она сама просит его придти.

Он вскочил и быстро оделся.

— Побрейся,— посоветовал Пологалов.

Шарапов провел ладонью по заросшим щетиной щекам и взглянул в зеркало. Потом зачерпнул через борт воду, достал бритву. Намылился небрежно, бритву точить не стал. Рука торопливо скользила по лицу.

— Да не спеши ты,— сочувственно произнес Пологалов.

Шарапов плеснул в лицо пригоршню одеколона и поморщился. Схватил полотенце, стал обмахиваться.

— Попудрись,— сказал Пологалов.

Но Шарапов не слышал: он торопился в поселок.

Истат ждала дома.

— Можно? — спросил он, заглядывая в приоткрытую дверь.

Она сидела у окна, теребила косы.

— Ты правда любишь меня?—спросила она, поворачиваясь к нему.

Он кивнул.

— Тогда посоветуй...

Она замолчала. Он подождал немного и, сделав несколько шагов в ее сторону, спросил:

— Что посоветовать?

Она сердито свела брови:

— Сядь!

Он послушно присел на краешек стула, рядом с ней.

Она сказала неожиданно:

— Завтра в клубе молодежный вечер. Правда?

Он удивился вопросу и растерялся, заметив, как отхлынула кровь от ее смуглого лица.

— Хочу посоветоваться,— сказала она и снова стала теребить косы.— Каждый говорит, что думает и от души, верно?

— Ну, верно,— согласился он, вспоминая условия диспута и все еще не понимая ее.

Она решилась:

— Я скажу, что так поступать нечестно. Что рассуждать таким образом может только обыватель.

— О чем ты? — спросил он, стараясь вникнуть в смысл ее слов.

— Я скажу, что это и есть те самые пережитки, с которыми не пустят в коммунизм! — горячо продолжала она.

Шарапов подумал, что все это относится к нему, и рассердился:

— Еще такое условие есть в нашем диспуте: никто не поучает других свысока.

— А я и не собираюсь поучать! — вызывающе перебила Истат,— Я просто скажу, что он подлец.

— Кто он? — окончательно сбитый с толку, спросил Вахид. Только теперь он догадался, что речь идет не о нем.

— Горский!

Шарапов непонимающе смотрел на нее.

— Да, Горский, Горский! — зло повторила она и рассказала все. Как быть? Рассказать об этом безобразном случае на диспуте или Шарапов сам поговорит с ним?

Вахид растерялся.

Истат покусывала губы.

— Эх, ты,— сказала она всхлипывая.— А еще говоришь — любишь!

Он не знал, что ответить.

Она отвернулась и теперь смотрела в окно.

— Стойте, стойте! — вдруг закричала она и выбежала на улицу.

Шарапов услышал, как заскрипели тормоза. Должно быть рядом остановилась машина. Еще плохо соображая, он не двинулся с места.