А. Фурсов - De Conspiratione / О Заговоре

Прошло 800 лет, и Маятник двинулся на Восток: Александр Великий начал свой Drang nach Osten ; за ним последовали римляне. Греко-римская (западная того времени) экспансия достигла предела при императоре Траяне (98-117 гг. н. э.). В течение почти столетия римляне пытались удерживать limes , однако после смерти Марка Аврелия стало ясно: сил не хватит, и хотя до захвата Рима Аларихом оставалось 230 лет, а до падения Вечного города и конца его вечности — 286 лет, тенденция, пусть пунктиром, уже наметилась, а на Дальнем Востоке Евразии «Аннушка макроистории» уже купила масло и не только купила, но и пролила.

Марк Аврелий умер в 180 г., а в следующем году в монгольских степях умер Таньшихай, великий хан квазиимперии Сяньби. Именно сяньби сокрушили великую державу Хунну (конец III в. до н. э. — II в. н. э.), современницу китайской династии Хань, а затем нанесли ей смертельный удар. Союз Сяньби по сути не пережил смерти своего великого хана, в степи начался очередной виток борьбы — и очередная миграция на запад. В III–IV вв. н. э. хунну смерчем пронеслись по евразийской степи, превратившись в гуннов — конгломерат разных народов и племен различного этнического происхождения. Столица, Гуннигард, находилась где-то в районе нынешнего Киева.

В IV в. н. э. — 800 лет спустя после восточного похода Александра — Европа ощутила новый страшный удар с востока. Переведя свои войска через Дон, разбив и обратив в бегство готов, вождь гуннов Баламир (славянское имя, напоминающее Боромира из «Властелина колец») дал старт второму, на этот раз по-настоящему великому переселению народов. Держава гуннов распалась в 453 г. после смерти Аттилы, однако великое переселение народов на этом не закончилось — оно только начиналось. К концу V в. западная часть Римской империи была разрушена, и в VI–VII вв. на ее руинах возник « brave new world » Барбарикума — жестокий и кровавый. Картину довершили своими завоеваниями арабы в VII — начале VIII вв. и викинги в IX в. На запад Евразии опустилась вторая эпоха «темных веков» или, если пользоваться толкиновской метафорой, «завеса мрака» (впрочем, опустилась она не только на запад, но и на восток).

Прошло еще 800 лет, времена Баламира, Аттилы, Одоакра, Теодориха и первых Меровингов не только уже стали легендами, но и легенды успели превратиться в мифы, и Маятник качнулся на запад — с крестовыми походами. Однако в истории не бывает буквальных повторений: мир начала II тысячелетия н. э. стал на порядок сложнее и многомернее, чем мир I тысячелетия до н. э. — I тысячелетия н. э.; мир менялся, в нем появлялось нечто новое. Речь идет о том, что во время и после шестого крестового похода на Западе (1228–1229) новая волна покатилась с востока; словно пройдя лишь половину пути, Маятник Старого Света начал возвратное движение. Речь идет о «великих монгольских завоеваниях». Если до монголов нашествия на запад с востока Евразии носили стихийный характер «снежного кома», то монголы — отражение более сложного и плотно населенного мира — были первыми (и последними) «имперскими», «державными» номадами, чьи нашествия носили не стихийный, а плановый, систематический характер, характер запланированного завоевания всего известного монголам мира («до последнего моря») и создания мировой державы. Отсюда — некоторый сбой в «работе» Маятника.

По сравнению с великими монгольскими завоеваниями два последних крестовых похода, ассоциирующиеся с Людовиком Святым, выглядят хлипко — не только потому что провалились, но прежде всего из-за различий в масштабе и, главное, в исторических последствиях. В нахлесте двух волн более мощной по геоисторическим последствиям оказалась восточная, кочевая. В известном смысле с некоторым упрощением можно сказать, что ситуация XIII в. — это антипод ситуации второй половины I тысячелетия до н. э., когда скифская, а затем сарматская «восточные» волны натолкнулись на превосходящие их силы греческую, а затем и римскую стену. Монголы будто распространили Центральную Евразию на весь Хартленд, создав нечто вроде Великой (Большой) Центральной Евразии далеко за ее собственными пределами.

Прошло 700–800 лет со времен крестоносцев и великих «имперских» монголов, и мы видим новое движение Маятника. Но мир за время четвертого евразийского цикла (XII/XIII–XIX/XX) стал еще на несколько порядков сложнее, и в колебаниях маятника, естественно, появились новые черты: он опять двинулся на восток, но уже из Европы — эмиграция из Старого Света в Новый в XIX в. (сюда, по данным П. Бэрока, с 1851 г. по 1915 г. прибыли около 41 млн европейцев, с 1915 г. по 1951 г. к ним добавились еще 12–13 млн, а затем поток резко сократился). В XX в. к этому добавилась массовая миграция Юг-Север (тот же Бэрок дает цифру 27 млн иммигрантов из «третьего мира» в «первый» между 1950 и 1989 гг., но это только легальная миграция; в 1990-е годы и в новом веке процесс продолжается; за полтора столетия с начала XIX в. и до начала Второй мировой войны в Европу и в меньшей степени в Америку мигрировали всего 1–2 млн человек [111] Bairoch P. Victoires et déboires. Histoire économique et sociale du monde du XVle siècle à nos jours. P. Gallimard, 1997. Vol. II. P. 176. , главным образом китайцы). Обе эти миграции, однако, выходят за рамки Евразии, они разворачиваются в мировом масштабе, логика евроазиатского развития начинает подчиняться североатлантической, мировой.