Фрэнсис Фукуяма - Идентичность

Это не значит, что за эти годы мои взгляды не изменились. Самое полное их переосмысление я смог изложить в книгах «Государственный порядок» и «Угасание государственного порядка», которые в совокупности можно понимать как попытку переписать «Конец истории и последний человек» на основе того, что я понимаю под мировой политикой сейчас {5} 5 Francis Fukuyama, The Origins of Political Order: From Prehuman Times to the French Revolution (New York: Farrar, Straus and Giroux, 2011); Political Order and Political Decay: From the Industrial Revolution to the Globalization of Democracy (New York: Farrar, Straus and Giroux, 2014).* * В России книги «Государственный порядок» и «Угасание государственного порядка» вышли в издательстве «АСТ» в 2015 г. и 2017 г. соответственно. . Главные изменения, к которым я пришел, касаются, во-первых, сложности развития современного, обезличенного государства – проблемы, которую я назвал «равняться на Данию» [5] «Дания» из «Государственного порядка» Фукуямы – это некий символ, реальная и в то же время образная страна, равняться на которую (getting to Denmark) стремятся почти все другие страны. В «Дании» – справедливая правоохранительная система, низкая коррупция, высокий уровень благосостояния, эффективные институты и т. д. Правда, «попасть в Данию» (так тоже можно перевести фразу Фукуямы) удается далеко не всем. , и, во-вторых, возможности разложения современной либеральной демократии или ее регресса.

Однако критики упустили еще один момент. Они не заметили, что в конце названия первоначального эссе стоял вопросительный знак, и не прочитали более поздние главы «Конца истории», посвященные проблеме последнего человека Ницше.

И в эссе, и в этих главах я отмечал, что и национализм, и религия по-прежнему представляют мировые политические силы и не собираются исчезать. Они не собираются исчезать потому, что, как я утверждал тогда, современные либеральные демократии не сумели полностью разрешить проблему тимоса . Тимос – это та часть души, которая страстно жаждет признания и уважения человеческого достоинства [6] Тимос (греч.) – «яростный дух стражей» в «Государстве» Платона. ; изотимия – это требование уважения наравне с другими людьми; а мегалотимия – это стремление к публичному признанию своей исключительности. Современные либеральные демократии обещают и в значительной степени обеспечивают минимальную степень равного уважения, воплощенную в правах личности, верховенстве закона и избирательном праве. Но это не гарантирует того, что при демократии людей действительно будут уважать в равной степени, особенно представителей исторически маргинализированных групп. Целые страны могут ощущать недостаток уважения, что подпитывает в них агрессивный национализм (подобным же образом верующие полагают, что их религиозные чувства оскорблены). Изотимия будет и впредь разжигать жажду равного с окружающими признания, которая вряд ли когда-либо будет полностью удовлетворена.

Не менее серьезная проблема связана и с мегалотимией. Либеральные демократии добились неплохих результатов в обеспечении мира и процветания (хотя в последние годы дела с этим обстоят несколько хуже). Эти богатые, безопасные общества – обитель последнего человека Ницше, они населены «бесчувственными людьми» [7] Бесчувственные люди (men without chests) – отсылка к термину британского писателя Клайва Льюиса (известного широкой публике по циклу фэнтези о Нарнии). Так («Человек бесчувственный») называется первая глава книги Льюиса «Человек отменяется» в переводе Н. Трауберг. В российском издании книги Ф. Фукуямы «Конец истории» это выражение перевели дословно – «люди без груди», не пытаясь передать смысл. , которые проводят жизнь в бесконечной погоне за потребительским удовлетворением. У них нет никакой нравственной основы, нет высших целей или идеалов, ради которых стоит дерзать и идти на жертвы. Такая жизнь устраивает не всех. Мегалотимия подпитывается жаждой исключительности: люди готовы идти на огромные риски, ввязываться в судьбоносное противостояние, добиваться колоссальных результатов, лишь бы окружающие признали их превосходство. В некоторых случаях это способствует формированию героических лидеров, подобных Линкольну, Черчиллю или Нельсону Манделе. В других – может привести к появлению таких тиранов, как Цезарь, Гитлер или Мао, диктатура которых ввергала ведомые ими общества в пучину бедствий.

Поскольку мегалотимия исторически существовала во всех обществах, ее нельзя преодолеть; ее можно лишь направить или смягчить. В заключительной главе книги «Конец истории и последний человек» я поднял вопрос о том, обеспечит ли современная либеральная демократия, связанная с рыночной экономикой, адекватный выход для мегалотимии. Эту проблему отчетливо понимали американские отцы-основатели, стремившиеся создать республику в Северной Америке. Они были прекрасно осведомлены об истории падения Римской республики и обеспокоены проблемой цезаризма. Для ее решения они создали конституционную систему сдержек и противовесов, которая распределяла власть и блокировала ее концентрацию в руках одного политического лидера. Еще в 1992 г. я предположил, что возможности для «безопасного» проявления мегалотимии открывает рыночная экономика. Предприниматель может стать сказочно богатым и в то же время вносить лепту в общее процветание. Стремящиеся к общественному признанию люди могут реализовать амбиции, участвуя в состязаниях по триатлону в серии Ironman, устанавливая рекорды по числу покоренных вершин в Гималаях – или создавая самую дорогостоящую в мире интернет-компанию.