Фрэнсис Фукуяма - Наше постчеловеческое будущее - Последствия биотехнологической революции

Когда человек, занимавшийся последние годы в основном вопросами культуры и экономики, берется писать книгу о биотехнологии, его поступок может показаться весьма экстравагантным, но «в этом безумии есть своя система».

В начале 1999 года Оуэн Харрис, редактор «Национального интереса» (The National Interest) , попросил меня написать десятилетнюю ретроспективу по моей статье «Конец истории?», впервые опубликованной летом 1989 года. В той статье я утверждал, что Гегель был прав, говоря, будто история закончилась в 1806 году, поскольку с тех пор не было существенного движения за пределы принципов Французской революции, а в победе Наполеона под Иеной в 1806 году Гегель видел консолидацию этих принципов. Коллапс коммунизма в 1989 году свидетельствовал лишь о завершении широкой конвергенции в сторону либеральной демократии в мировом масштабе.

Раздумывая над обильной критикой этой статьи, которая с тех пор появилась, я пришел к выводу, что лишь один аргумент невозможно отвергнуть: конца истории не может быть, пока не будет конца науки. Согласно механизму прогресса универсальной истории, который я описал в своей следующей книге, «Конец истории и последний человек», развитие современной науки и порождаемой ею технологии есть одна из главных движущих сил этого прогресса. Многие аспекты технологии конца двадцатого столетия, в том числе так называемая информационная революция, весьма способствовали распространению либеральной демократии. Но мы отнюдь не приблизились к концу науки, а науки биологического направления сейчас вообще на крутом подъеме.

Как бы там ни было, я довольно долго размышлял о влиянии современной биологии на наше понимание политики. Этот интерес возник из работы семинара, который я возглавлял несколько лет и который занимался исследованием влияния новых наук на международную политику. Некоторые мои мысли по этому поводу вошли в книгу «Великий разрыв» (The Great Disruption) , где исследовался вопрос о человеческой природе и нормах и о том, как наше понимание формируется под влиянием новой экспериментальной информации из таких областей, как этология, эволюционная биология и когнитивная неврология. Но приглашение написать ретроспективу «Конца истории» дало мне повод подумать о будущем более систематически, и в результате в 1999 году в «Национальном интересе» появилась статья, озаглавленная «По зрелом размышлении: последний человек в бутылке» (Second Thoughts: The Last Man in a Bottle) . Предлагаемая книга представляет собой серьезное развитие затронутых там тем.

Террористические акты в США 11 сентября 2001 года снова вызвали к жизни сомнение относительно тезиса о конце истории, на этот раз в связи с утверждением, что мы стали свидетелями «столкновения цивилизаций» (пользуясь формулировкой Сэмюэля П. Хантингтона) — Запада и Ислама. Я лично считаю, что эти события ничего подобного не доказывают — просто исламский радикализм, стоящий за этими актами, ведет отчаянные арьергардные бои и будет в свое время смыт широким приливом модернизации. Но на что эти события действительно указывают — это на то, что те наука и технология, которые порождают современный мир, сами по себе являются ключевыми уязвимыми точками нашей цивилизации. Самолеты, небоскребы и биолаборатории — все эти символы современности — были превращены в оружие одним прикосновением злонамеренной изобретательности. В данной книге не идет речь о биологическом оружии, но возникновение биотерроризма как вполне реальной угрозы указывает на необходимость (о которой в книге говорится) большего политического контроля над применением науки и технологии.