Виталий Иванов: К критике современной теории государства

Выдающийся критик самой идеи суверенитета Жак Маритен писал о трех его очевидных значениях:

1) государство обладает абсолютной независимостью по отношению к другим государствам, никакой «международный закон» не может быть воспринят непротиворечивым образом;

2) государство принимает не подлежащие обжалованию решения, обладая « абсолютно высшей властью» («И эта абсолютная власть суверенного государства… над народом тем более неоспорима, что государство принимают за… персонификацию самого народа»);

3) государство реализует власть неподотчетно.

Спорить с маритеновскими определениями бессмысленно. Он лишь последовательно развил классические определения Жана Бодена и Жан-Жака Руссо.

Получается, что нужно либо объявлять суверенитет фикцией, фетишем, либо выделять формальный суверенитет , то есть декларацию, соответствующую теоретическому понятию, нормативно закрепленную и оформленную, признанную международным сообществом, и фактический суверенитет .

О фактическом суверенитете следует говорить как о претензии . Претензии политической организации на независимость, самостоятельность во внешних и внутренних делах и территориальное верховенство, признаваемой другими политическими организациями с аналогичными претензиями. Претензии, подтверждаемой наличием власти, которую поддерживает население, которая контролирует заявляемую территорию и эффективно управляет ею. Претензии, которая в полном (т. е. в описанном в теории ) объеме никогда не реализуется и реализоваться не может, однако все равно должна отстаиваться всеми возможными и допустимыми способами . Претензии, выражающейся в том числе в провозглашении формального суверенитета и позволяющей добиться его официального признания. Претензии, в итоге дающей ту или иную степень автономии , т. е. ограниченной независимости, самостоятельности и верховенства. [5] Конечно, понятие суверенитета было известно не всегда. Как и собственно понятие государства. В аграрную эпоху государство зачастую непосредственно персонифицировал правитель (правители). Подчас государство рассматривалось как личная собственность правителя, и он распоряжался им соответственно. Точнее, то, что мы сейчас определяем как государство, рассматривалось как личная собственность. Правители, имевшие соответствующий ресурс, так или иначе претендовали на независимость, самостоятельность, верховенство. Например, в средневековой Европе помимо империи (каролингской, а затем Священной Римской) были королевства, частично или полностью от нее независимые. Во Франции при Филиппе IV Красивом (1285 – 1314 гг.) даже был сформулирован принцип rex in regno suo imperator est («король есть император в своем королевстве»).

Из сказанного следует, что можно быть формально суверенным, а фактически несуверенным, и значит формально считаться государством, а фактически таковым не являться. Единые всеохватывающие критерии здесь сформулировать трудно. Хотя, по-моему, никак не может идти речи о фактическом суверенитете, когда государство из-за своей бедности, интеллектуальной, технологической и инфраструктурной отсталости и т. д. пребывает в политической и экономической зависимости от других государств, международных организаций или транснациональных корпораций, а также когда значительная часть государственной территории оккупирована либо реально контролируется повстанцами или криминальными группировками. Можно использовать специальное понятие failed state («неудавшееся государство» или «государство-неудачник»). Под него подпадают многие африканские страны, в первую очередь Сомали, от которого осталось буквально одно название.

Невозможно говорить о государстве и в случае принудительного ограничения суверенитета согласно Уставу Организации Объединенных Наций, в частности в ответ на развязывание войны или с целью ликвидации угрозы миру.

Государство до тех пор действительно государство, пока оно во внутренних делах эффективно подавляет все конкурирующие силы, а во внешних – утверждает себя в качестве равноправного конкурента (здесь я переформулировал тезис Юргена Хабермаса, еще одного «нелюбителя» суверенитета), пока оно успешно претендует на фактический суверенитет. Именно эта претензия при ее признании и реализации в границах возможного позволяет однозначно отличить государство от любой другой политической организации.