Игорь Кузнецов - История, которую мы никогда не знали

Сама партийная организация Кронштадта была расколота на три группы: одна был заодно с мятежниками, другая занимала нейтральную позицию, третья – против них. Первая попытка захватить остров с материка, предпринятая 8 марта, провалилась. В конечном счете восстание было подавлено в результате наступления, начавшегося в ночь с 16 на 17 марта под командованием Тухачевского.

И осажденные, и идущие на штурм сражались с отчаянной отвагой: наступающим пришлось продвигаться по открытому льду залива, в лоб атаковать крепость с ее фортами и батареями. Восемь тысяч восставших сумели укрыться в Финляндии. Эта смертельная схватка между людьми, которые только что сражались плечом к плечу во имя одной и той же революции, была самым тревожным симптомом возможного краха власти, родившейся в октябре 1917 года.

В полемике того времени, как и в более поздних работах историков, организацию мятежей неизменно приписывают старым побежденным партиям, в особенности меньшевикам и эсерам, некоторые из их пропагандистских лозунгов действительно выставлялись различными движениями протеста, сотрясавшими страну.

Но в целом более убедительным выглядит то описание противоборствующих сил, которое дано в воспоминаниях Микояна и в архивных документах. В них меньшевистские и эсеровские группы характеризуются как активные, но, по существу, неспособные на какое-либо выступление во главе масс. Если бы они еще обладали политическим весом, положение большевиков стало бы отчаянным. На самом деле ни восставшие в Кронштадте, ни мятежники из крестьянских банд не шли на поводу этих партий.

«Свобода торговли… неминуемо приведет к белогвардейщине, к победе капитала, к полной его реставрации», – говорил Ленин 8 марта 1921 года на Х съезде.

«Можно ли… восстановить свободу торговли, свободу капитализма для мелких землевладельцев, не подрывая тем самым корней политической власти пролетариата? Можно ли это? Можно, ибо вопрос – в мере». И это – Ленин! Ровно через неделю.

Только Ленину было по силам отказаться от идеи бестоварного социализма, только Ленин мог так круто повернуть руль внутренней политики: в считанные дни из тупика военного коммунизма страна была выведена на путь экономического развития, на путь нэпа.

Власть должна была искать развязку политического кризиса, исходя из реалий самой жизни, гибко реагируя на настроения и требования разных слоев общества, смело отрешаясь от старых догм.

В конце XIX века интеллигенция выделилась в нестандартную, юридически не оформленную социальную группу из представителей всех сословий, но главным образом людей свободных процессий и умственного труда, сплоченных идеей освободительного движения. Этой идее поклонялись с энтузиазмом первых христиан, за нее боролись, ради нее готовы были жертвовать собой.

Противодействие правительства, отвергавшего по традиции и компромисс со своими подданными, и необходимые реформы, усиливало притягательность освободительной идеи и усугубляло отчуждение интеллигенции от власти, загоняя в конечном счете одних во внутреннюю эмиграцию, а других – в оппозицию и подполье.

Участники непримиримой оппозиции, особенно в нелегальных условиях, меняли кругозор на догматизм, демократические воззрения – на фанатизм, этические нормы – на аморальность: они служили не культуре, а революции и поэтому к интеллигенции уже не принадлежали. Нельзя было причислить у ней соответственно и Ленина, хотя он вырос, по воспоминаниям современников, в интеллигентной семье.

Вождь был все-таки личностью необычной. Он даже ненавидел иначе, чем другие, – не только отдельные представителей рода человеческого, но целые людские пласты, или, как он повторял неустанно, классы.

Первоначально его ненависть проистекала из двух источников: безоговорочной убежденности в своем историческом предназначении (при отсутствии мелкого тщеславия) и ксенофобии самого широкого диапазона.

Его болезненная неприязнь, перераставшая эпизодически в удушливую злобу, распространялась на всех, кто обладал какой-нибудь собственностью, на всех, кто сохранял способность к самостоятельному мышлению и не принимал его взглядов, на все социальные группы и партии (за исключением единоверцев, которым он, впрочем, тоже не очень доверял), на целые государства (кроме, пожалуй, Германии) и особенно на родную страну.

С упоением принимая каждое ленинское слово, точно откровение пророка, чекисты транслировали его расчетливую злобу поначалу во все уголки необъятной империи, а потом – и планеты. Вместе с тем, силясь угодить вождю, они без устали запугивали его то угрозой военной интервенции, то злодейскими заговорами эсеров или белоэмигрантов за рубежом и внутри страны, то антисоветскими происками организации американской помощи («АРА») то злодейскими заговорами эсеров или белоэмигрантов за рубежом и внутри страны, то антисоветскими происками организации американской помощи («АРА») или Всероссийской комиссии помощи голодающим («Помгол»).