Татьяна Югай - Адская машина принуждения к свободе

Вполне естественно, что первым делом я обратилась к трудам Гайдара, главного исполнителя и пропагандиста неолиберальных реформ в нашей стране. Конечно, я читала его публикации и раньше, слушала выступления на семинарах и конференциях, когда он еще работал в журнале «Коммунист» ЦК КПСС, но тогда свято верила тому, что он говорил. Я снова достала его книги из дальнего угла, однако, 20 лет спустя они меня разочаровали некритичным перепевом расхожих идей западных неолибералов и русофобов и полным отсутствием сколь-нибудь внятной программы реформ. Кроме мантры о неэффективности государственной и превосходстве частной собственности я ничего не нашла. При этом Гайдар и иже с ним считали, что это – аксиома, не требующая доказательств, видимо потому, что не могли, как ни силились, ее доказать. Получается, Credo quia absurdum (Верую, ибо абсурдно). Именно поэтому, как Фома неверующий, я пустилась в странствие в поисках истины, чтобы найти доказательство или опровержение неолиберального символа веры.

Далее логично было перечитать статьи гарвардской профессуры типа А. Аслунда и Дж. Сакса, выступавших советниками младореформаторов. Однако и они были безнадежно вторичны. Пришлось обратиться к трудам отцов-основателей неолиберализма. Австрийцы в изгнании Л. Мизес и, особенно, поздний Ф. Хайек были более оригинальны, однако, и они упорно скрывали доказательство теоремы об эффективном частном собственнике. М. Фридмана я в свое время изучила досконально и поэтому заранее знала, что не найду в его книгах ответа на этот вопрос.

Поскольку неолиберализм претендует на наследие по прямой от Адама Смита, вполне естественно было вернуться к старым добрым классикам. Прародителя политической экономии я в бытность преподавателем экономической теории изучила основательно, но вот только запамятовала, где он говорил о том, что частная собственность априорно эффективнее государственной. Оказалось, что нигде. Да и невидимая рука оказалась сильно гипертрофированной неолибералами. С огромным наслаждением читала произведения Т. Гоббса и Дж. Милля, как толстый английский роман, и дала себе слово неторопливо перечитать на досуге.

Оставалась последняя надежда на неоинституционализм, поскольку неолиберализм за неимением собственных оригинальных идей позаимствовал у них отдельные термины. При повторном чтении Р. Коуз и Д. Норт не разочаровали, при этом выяснилось, что они довольно критически относились к неолиберализму. Более того, Норт предупреждал в Нобелевской лекции, что приватизация не является панацеей. Однако их эпигоны-неоинституционалисты скрестились с неолиберализмом. Именно у неоинституционализма гарвардские и российские теоретики либеральных реформ позаимствовали экзотические термины, такие как «пучки прав собственности» и «рентоискательство». Позднее эти сомнительные в теоретическом плане обывательские рассуждения о продажности и коррумпированности политиков легли в основу пропаганды неолиберальных реформ.

В завершение нелиберального квеста рассматриваются микроконцепты «Вашингтонский консенсус» Дж. Уильямсона и «Трагедия общинных ресурсов» Дж. Хардина. Я называю подобный жанр мини-концептами потому, что, во-первых, их научная составляющая близка к нулю. Во-вторых, они действительно минимальны по объему, хотя и обладают термоядерной разрушительной силой. В этом смысле их можно уподобить боевым ударным дронам.

Сухой остаток от годового погружения в историю экономической мысли и подчас недомыслия оказался крайне скудным. У неолиберализма отсутствует научное обоснование необходимости приватизации, а мантра об эффективном частном собственнике оказалась лишь ритуальным камланием шаманов. Однако время не было потрачено зря потому, что отрицательный результат – тоже результат. Попутно я выяснила, что неолиберализм не имеет ничего общего с классическим экономическим и политическим либерализмом, хотя неолибералы любят ссылаться на родство с ними, как дети лейтенанта Шмидта. Кстати, такое же путешествие вглубь истории экономической мысли и примерно стаким же результатом проделал М. Хадсон, который описал его в книге «Убить хозяина: как финансовые паразиты и долговая кабала разрушают мировую экономику».

В ходе исторического расследования мой первоначальный вопрос, так и оставшийся не отвеченным, трансформировался в новую проблему. Как доктрине, настолько слабой методологически и несостоятельной теоретически удалось реформировать весь мир по своему образу и подобию, т.е. повернуть вспять к дикому капитализму?