Рональд Ротунда - Либерализм как слово и символ. Борьба за либеральный бренд в США

Все широко распространенные термины важны, однако в определенные моменты времени некоторые символы приобретают особую значимость. Значительную часть политической истории США можно рассматривать как конкурентную борьбу за обладание некоторыми словами. На заре нашей республики гамильтонианцы – те, кто выступал за сильное правительство, – называли себя федералистами, хотя в то время «федерация» означала то, что сегодня означает «конфедерация» [36] После завоевания Америкой независимости сначала были приняты Статьи Конфедерации (в 1777 г., ратифицированы в 1781 г.). Сторонники более сильного центрального национального правительства – их лидером был Александр Гамильтон – сначала назывались националистами, а затем федералистами. Их оппоненты, сторонники системы, сложившейся в результате принятия Статей, сначала называли себя федералистами (поскольку они были сторонниками сильного федерального, а не национального, правительства), а затем антифедералистами (поскольку они были против федеральной системы, предложенной новой Конституцией; принята в 1778 г. и окончательно ратифицирована в 1790 г.) – Прим. перев. . «Истинные федералисты» оказались в тактически невыгодном положении: они были вынуждены вести полемику против федерализма, поскольку приняли ярлык «антифедералистов» [37] См.: Martin Diamond. The Federalists’ View of Federalism, in George C. S. Benson et al. Essays in Federalism. Claremont, Ca.: Institute for Studies in Federalism, 1961, p. 27–42. .

Вскоре после 1800 г. ценность символа «федералист» упала. Отчасти это произошло потому, что исчез предмет для дискуссии: федеральная конституция была принята, и мало кто ратовал за ее отмену. Термин утратил ценность также и потому, что приобрел отрицательные коннотации: из-за жесткости федералистской партии термин «федералист» стал ассоциироваться с ее негибкостью.

Затем полезным словом-символом стала «демократия», потому что следующим на повестке дня был вопрос о демократии. Например, в период «позолоченного века», наступившего после Гражданской войны <1861–1865>, некоторые политики указывали, что при истинной демократии основные экономические решения должно принимать правительство, а не большой бизнес, тогда как сторонники принципа laissez faire [38] Laissez faire – первая часть классической максимы, предписывающей государству не вмешиваться в хозяйственную деятельность частных лиц: laissez faire, laissez passer (позволяйте действовать, позволяйте двигаться ( фр .)). Источником происхождения этого выражения считается ответ фабриканта Лежандра главе правительства Людовика XIV Жану-Батисту Кольберу, спросившему, что он может сделать для промышленности: «Laissez nous faire» («Позвольте нам действовать»). Впервые встречается в 1736 г. в рукописных мемуарах пересказывавшего эту историю маркиза Рене-Луи д’Аржансона (1694–1757), экс-министра Людовика XV и руководителя внешней политики Франции в 1741–1747 гг. Каково бы ни было происхождение этой фразы, сама доктрина возникла естественным образом на рубеже XVII–XVIII вв. как протест против избыточного регулирования промышленности со стороны правительства. Содержательно первая часть этой фразы означает требование свободы предпринимательства, вторая – требование свободы торговли. Влияние доктрины laissez faire на реальную жизнь достигло апогея около 1870-х годов. (См. также прим. 61 о манчестерском либерализме на с. 166). – Прим. изд. утверждали, что истинная демократия представлена в их экономических доктринах [39] Robert G. McCloskey. American Conservatism in the Age of Enterprise. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1951, p. 168–173. . Поскольку сегодня в США практически все верят в демократию, и сторонники как республиканской, так и демократической партии считаются истинными демократами, в том, чтобы объявлять себя демократом, больше нет никакой политической выгоды.

Если в нашей стране демократия больше не является основанием для политического соперничества, то в остальном мире она не является всеобщим предметом веры. Там слова «демократия», а также «социализм», «коммунизм» и «либерализм» «суть ярлыки, к которым сводятся базисные термины политического спора XIX–XX вв.», – утверждает Джованни Сартори [40] Giovanni Sartori. Democratic Theory. New York: Frederick A. Praeger, Inc., 1965, p. 353. . Однако в США обладание символом «демократия» не дает его владельцам больших преимуществ, поскольку здесь владельцем демократии является каждый. В США социализм и коммунизм являются уничижительными ярлыками и выпадают из американской традиции [41] Луис Харц (Louis Hartz) в книге «The Liberal Tradition in America» (New York: Harcourt, Brace & World, Inc., 1955) подтверждает очевидное равнодушие к социализму и коммунизму в США. [См. рус. пер.: Л. Харц. Либеральная традиция в Америке. М.: Изд. группа «Прогресс» – «Прогресс-Академия», 1993.] . Единственный из современных символов мирового значения, который стал значимым и в нашей стране, – это «либеральный», или «либерализм».