Анастасия Шишкова - Евразийская модель российского государства. Монография

Евразийцы отмечали, что русские никогда не относились к покоренным народам как колонизаторы, что, в частности, свойственно европейской цивилизации (достаточно вспомнить английские, испанские или французские колонии), напротив, народ, включенный в российскую государственность, получал все права этой государственности.

Эту удивительную особенность русской ментальности – включать завоеванные территории и народы в качестве равных в состав своего государства – отмечает вслед за евразийцами самобытный русский мыслитель и философ И.Л. Солоневич, который говорит о том, что народ, включенный в систему русской государственности, получал равные со всеми народами права этой государственности, поэтому в России во все времена князья могли быть и русским, и татарами, и грузинами; финансовые олигархи – азербайджанцами, а министры – поляками, немцами, армянами. «Так побежденный народ включается в общую судьбу Империи – и в добре, и во зле, и в несчастье. И он становится частью Империи. Если бы этого не было, то за время всех нашествий Россия раскололась бы уже десятки раз» [36] Солоневич И.Л. Дух народа // Наш современник. 990. № 5. С. 157. .

Подобной же точки зрения придерживается Л.Н. Гумилев: «Москва не продолжила традиций Киева, как это делал Новгород. Напротив, она уничтожила традиции вечевой вольности и княжеских усобиц, заменив их другими нормами поведения, во многом заимствованными у монголов, – системой строгой дисциплины, этнической терпимости и глубокой религиозности» [37] Гумилев Л.Н. От Руси к России: очерки этнической истории. М.: Экопрос, 1994. С. 296. .

Русская государственность, доставшаяся в наследство от монголов, считают евразийцы, основывалась на прочном религиозно-бытовом основании. «Всякий русский независимо от своего рода занятий и социального положения принадлежал к одной и той же культуре, исповедовал одни и те же религиозные убеждения, одно и то же мировоззрение, один и тот же кодекс морали, придерживался одного и того же бытового уклада» [38] Гумилев Л.Н. От Руси к России: очерки этнической истории. М.: Экопрос, 1994. С. 296. . Различия между сословиями были не культурные, а экономические, не качественные, а количественные. Основанием всего была религия, православная вера, которая являлась не совокупностью догм, а цельной системой жизни, которая в евразийской концепции называется «бытовым исповедничеством». Православие и русский быт были неотделимы друг от друга, являлись единым целым.

Необходимо подчеркнуть, что государственная идеология составляла органическую часть «бытового исповед-ничества». Царь являлся воплощением государственной идеи и национальных интересов, проводником Божьей воли, несущим ответственность перед Богом за весь народ, а потому царствование представлялось нравственным подвигом. Власть царя поддерживалась «бытовым исповедничеством», которое само находило опору в царе. «Таким образом, царь и бытовое исповедничество взаимно поддерживали друг друга, составляли друг с другом нераздельное целое, и в этой крепкой спаянности лежала прочная основа древнерусской государственности» [39] Гумилев Л.Н. От Руси к России: очерки этнической истории. М.: Экопрос, 1994. С. 237. . Так как быт, культура и вера воспринимались как единое целое, то между понятиями «русский» и «православный» ставился знак равенства. Иноплеменник воспринимался как «чужой» и по вере, и по культуре, то есть это было не этнографическое, а этическое различие. Определенная толерантность была в отношении религий, не соприкасающихся с христианством; мусульмане, буддисты, язычники являлись «грешниками» по неведению, незнанию, неправославные же христиане, католики и протестанты, сознательно «отвергающие божественные истины», считались еретиками.

Заметим, что, несмотря на различие идеологического обоснования, между монгольской государственностью и московской евразийская концепция усматривает общие черты, которые позволяют считать московскую государственность преемницей монгольской. Во-первых, существовала определенная форма быта и психологическая установка (кочевнический быт – в империи Чингисхана, «бытовое исповедничество» – в Московском государстве). Во-вторых, глава государства воспринимался как образец идеального правителя, а государственная дисциплина строилась на всеобщем подчинении и народа, и монарха божественному началу, земным воплощением которого является правитель. И наконец, добродетелью подданных являлось отсутствие привязанности к материальным благам и преданность религиозному долгу.