Array Коллектив авторов - Доктрина Русского мира

Я не могу согласиться с популярной формулировкой Л.Н. Гумилева, что «на Куликово поле пришли москвичи, серпуховчане, ростовчане, белозерцы, смоляне, муромляне и так далее, а ушли с него – русские». Понятно желание отметить великую битву как поворотный исторический пункт. Но, всё-таки, на Куликово поле пришли уже русские – причем русские не только с Владимирской, но и с Литовской Руси, вопреки предательству князя Ягайло, решившие принять участие в общерусском деле. Они хорошо понимали, что не дело Литвы, но дело Москвы есть истинное общерусское дело. Еще дядя куликовского победителя Дмитрия Донского – Симеон Иванович Гордый именовал себя титулом «всея Руси», а византийский император именовал его в хартиях: «рикс пасис Росиас» – король всей России. Нет, на Куликово поле выходили уже русские и сражались они уже за Россию, а не только за Москву.

Невозможно себе представить, чтобы в XV и начале XVI века французский или английский король обосновывал свои притязания на ту или иную территорию национальным принципом, чтобы он не защищал свои владения, а требовал передачи чужих, ссылаясь на то, что «там живут французы». Между тем, едва освободившись от ордынских пут, Россия начинает ирреденту русских земель. Польско-Литовское государство и Ливония мыслятся как похитители «вотчины», доставшейся русским князьям от предка – князя Владимира.

Послам Папы, стремившимся заинтересовать Василия III войной с далекими турками, бояре отвечают: «князь великий хочет вотчины своей земли Русской» (каковое требование, кстати, в тот конкретный момент включало в себя Киев). За этими требованиями неизменно следовали поражавшие европейских дипломатов развернутые исторические объяснения прав Русского государства. «Русские дипломаты умело пользуются своей исторической ученостью и создают сложную теорию власти московских государей, высоко поднимавшую авторитет русского монарха… Это была творческая политическая идеология, направлявшая политику Русского государства по пути защиты национальных интересов, национальной культуры в сложной среде европейской цивилизации», – отмечает Д.С. Лихачев в работе «Национальное самосознание Древней Руси».

Европейские нации во многом выросли на отрицании религиозного раскола католицизма и протестантизма – и это была позитивная и объединяющая сторона европейского национализма. Но в нем было и немало по-гречески партикулярного, слишком часто национальная неприязнь была направлена на ближайшего соседа и формировала нацию именно через эту враждебность. Что бы были французы без вражды к англичанам, немцам, испанцам.

Русское национальное чувство развивалось несколько иначе. Оно не было заточено против соседей. Даже отношение к Польше-Литве, несмотря на постоянную враждебность двух государств, не переросло в этнофобию. Если русофобия является, увы, одной из констант польского национального самосознания, то с русской стороны всё прошло под девизом «отомщу и забуду». Русское самосознание возрастало на утверждении позитивного содержания патриотизма – любви к своей земле, к своему народу, к своей культуре и государю. Отрицание чужого выражалось не ненавистью, а скорее добродушной насмешкой. «Иностранное» становится угрозой лишь тогда, когда оно повреждает и унижает русскую идентичность. Оно страшно не как внешняя, а как внутренняя угроза. Это показала эпоха Смуты.

Именно патриотическое слово и патриотическое самосознание стали тем восстанавливающим веществом, которые возродили Россию в тот момент, когда её государственность была смолота в труху. И вот Хронограф 1617 года описывает собор, утвердивший новую династию, давая картину единства нации: «От предела российской земли и до её окраин народ православный, малые люди и великие, богатые и нищие, старые и юные обогатились богатым разумом, от всем дающего жизнь и светом добромысленного согласия все озарились. Хотя и из разных мест были люди, но в один голос говорили, и хотя несогласны были удаленностью житья, но собрались на единый совет как равные».

Эпоха Смуты и подвиг ополчения, «гражданина Минина и князя Пожарского» наглядно опровергают популярную сейчас мифологему, что русской нации в эту эпоху не существовало. Напротив, в развитии своего национального и патриотического сознания Россия в этот период шла на шаг-другой впереди большинства даже самых прогрессивных соседей, у которых и век спустя сговор с иноземцами против своего государства еще был в чести и считался законным средством политической борьбы.