Карин Клеман - Патриотизм снизу. «Как такое возможно, чтобы люди жили так бедно в богатой стране?»

В этом контексте то, что происходит в России, никак не является исключением: если чувство принадлежности к нации и крепнет, то процесс этот является частью мирового тренда. Почему же тогда в мировых СМИ и научной литературе получило широкое распространение представление о россиянах как об особенно ярых националистах, шовинистах или империалистах? Не потому ли, что громкие выступления главы государства о возрождении величия России отождествляются с позицией всех россиян? В то время как слова и дела Трампа не распространяются на всех американцев, о россиянах принято думать, что они целиком или в подавляющем большинстве солидарны с Путиным и его националистической политикой. На это можно возразить, что в США проходили и проходят крупные демонстрации против политики Трампа. Безусловно, в России крупных протестов подобного рода меньше, однако и это не доказывает полную народную поддержку национальной политики Путина. Возможно, здесь играет роль не принципиальная позиция, а различия в культуре протеста – в России гораздо меньше верят в эффективность масштабных протестов или даже коллективных действий. Кроме того, в России отсутствует представление о прямой связи между образом нации и демократией, в отличие, скажем, от США, Франции или других стран, где обязанность достойного гражданина (члена нации) участвовать в политике является самоочевидной.

Как россияне мыслят себе Россию, что она для них такое? Ответить на этот вопрос не так легко. В нынешнем своем виде страна сформировалась недавно, в результате потери многих территорий, а с ними и прежнего образа нации. Распавшись мгновенно и помимо воли россиян, Советский Союз оставил за собой идеологическую пустоту и не успевшую сформироваться советскую нацию. Не слишком способствовали возникновению чувства нации и девяностые годы, принесшие с собой разруху, экономический коллапс и обнищание большинства населения. Кроме того, Россия как раз возникла одновременно с доминированием прозападной идеологии и осознанием лишения и потери. Люди до сих пор в интервью воспоминают девяностые как период национального унижения и стыда.

В начале постсоветского периода российская политическая элита не уделяла особого внимания формированию национального единства и культивированию патриотических чувств, предпочитая западническую риторику. Однако октябрь 1993 года показал, что общество способно на сопротивление, и поиск «национальной идеи» вскоре стал лейтмотивом общественной и академической дискуссии. Российское руководство пыталось поначалу сформировать в обществе представление о гражданской нации, но особой поддержки не встретило. В целом же в России уровень патриотизма, то есть привязанности к нации и гордости за страну, долго оставался весьма низким, особенно в сравнении с другими странами 2 2 Магун А., Магун В. Связь со страной и гордость за ее достижения (Российские данные в контексте международных сравнений) // Общественные науки и современность. 2009. № 3. С. 32–44. . Потеря родины – СССР, – в рамках которой происходила социализация россиян, крушение привычного биполярного мира, резкое падение уровня жизни и демографический кризис девяностых, – все это оказалось национальной травмой 3 3 Oushakine S. The Patriotism of Despair: Nation, War, and Loss in Russia. Ithaca: Cornell University Press, 2009. , которая приучила их скорее стыдиться своей страны, чем гордиться ею 4 4 Magun V., Fabrykant M. Grounded and Normative Dimensions of National Pride in Comparative Perspective // Dynamics of National Identity. London: Routledge, 2016. P. 83–112. .