Владислав Гончаров - Кто развязал Первую мировую. Тайна сараевского убийства

Еще до предъявления ультиматума сербские власти указывали на опасность, проистекающую от национального возбуждения, господствующего в их стране, и германский посланник в своих донесениях писал, что положение Пашича

«весьма трудное ввиду предстоящих выборов и агитации, которая ведется по всей стране. Всякая уступка соседней монархии будет поставлена ему в вину объединенной оппозицией как проявление слабости. К этому присоединяется еще то обстоятельство, что военные круги, ослепленные манией величия и шовинизмом, вынуждают его к резкостям, которые ему совершенно не свойственны».

После того как стало известно содержание ультиматума, эти моменты приобрели еще большее значение.

«Военные категорически настаивают на отклонении ноты и на войне… В случае объявления приказа по армии, на опубликовании которого в официальном органе армии настаивала Австрия, опасаются военного восстания» .

И то обстоятельство, что подготовка к войне и объявление мобилизации были произведены прежде, чем стало известно, что правительство согласилось на удовлетворение некоторых австрийских требований, успокоило офицеров и предотвратило вышеуказанную опасность.

Основные пункты сербского ответа были выработаны на продолжительном заседании Кабинета министров в субботу утром. Представителям дружественных держав заблаговременно было сообщено краткое содержание ответа и было указано, что ответ будет составлен в самых примирительных выражениях и по возможности постарается удовлетворить требованиям Австрии. Самый текст ответа написан, в основном, Стояном Протичем, министром внутренних дел, но каждая фраза его подвергалась многократному обсуждению, в котором участвовали и другие министры, и до последнего момента в предложенный текст вносились поправки.

В окончательной редакции ответ был передан Груичу для перевода его на французский язык и для перепечатания его на пишущей машинке. Рукопись оказалась до такой степени испещренной пометками и поправками, что только человек, участвовавший в составлении этого документа, мог разобрать их смысл. В то время, когда Груич диктовал перевод, единственный машинист, остававшийся на работе, упал в обморок, так что конец текста был переписан от руки секретарем. Он был передан Пашичу, который отправился около 6 часов вечера, чтобы лично передать его австрийскому посланнику.

Ответ Сербии был примирительным более по форме, чем по содержанию. Желая это показать, австрийское правительство отложило его опубликование, чтобы снабдить его своими комментариями и напечатать их рядом с сербским ответом. Оно хотело продемонстрировать, что уступки по многим пунктам сопровождаются оговорками и условиями, фактически лишающими их всякого значения в смысле гарантии безопасности на будущее, что ответ не представляет собою полного согласия удовлетворить требования Австрии.

Но австрийское правительство не сумело опубликовать это комментированное издание сербского ответа до 28 июля, а это уже было поздно и не могло произвести в Европе того впечатления, на которое рассчитывали [93]. Тем временем Сербия опубликовала свой ответ и еще до того – его краткое изложение, и они произвели ожидаемое выгодное впечатление.

Мы даем ниже параллельно краткое изложение сербского ответа и австрийских комментариев. Последние приведены в скобках.

Сербское правительство заявляло, что оно «убеждено, что его ответ устранит всякое недоразумение, угрожающее испортить добрососедские отношения между обеими странами», и уверяло, что со времени декларации 1909 года ни с его стороны, ни со стороны его органов не было сделано никакой попытки, имевшей целью изменить политическое и юридическое положение вещей, созданное в Боснии и Герцеговине.

[Это является попыткой исказить доводы Австрии, так как ультиматум не утверждает, что сербское правительство или его официальные органы предпринимали что-либо для того, чтобы изменить положение, созданное в 1909 году; обвинение, предъявленное Австрией, относится к тому, что сербское правительство не озаботилось принятием мер для подавления движения, направленного против Австрии, и, таким образом, не выполнило своего обещания установить дружеские и добрососедские отношения.]

Сербия заявляла, что на сербское правительство «не может быть возложена ответственность за манифестации частного характера, каковыми являются статьи в газетах и мирная работа обществ… Оно изъявляет готовность предать суду всякого сербского подданного, невзирая на его положение и ранг, в соучастии которого в сараевском преступлении ему были бы представлены доказательства» . В частности, оно обязывается [94]опубликовать на первой странице официального органа заявление, осуждающее всякую пропаганду, «которая окажется направленной» против Австро-Венгрии, и выражающее сожаление, что, «согласно сообщению императорского и королевского правительства», некоторые сербские офицеры и чиновники участвовали в вышеупомянутой пропаганде. [Изменив формулировку против той, которой требовала Австрия, посредством включения слов, взятых выше в кавычки, сербское правительство как бы заявило, что такой пропаганды не существует или что ему о ней неизвестно; это было неискренне.]