Владислав Гончаров - Кто развязал Первую мировую. Тайна сараевского убийства

По мнению Берхтольда, представлялось невероятным, чтобы предпринятые нами шаги стали известны в Петербурге еще до отъезда президента Французской республики. Но даже если бы это и случилось, то он не усматривает здесь большого неудобства, так как мы проявили достаточно внимания и вежливости, выждав окончания этого визита. С другой стороны, он по дипломатическим соображениям решительным образом возражает против всякой отсрочки, потому что в Берлине уже начинают нервничать и сообщения о наших намерениях уже проникли в Рим, так что он не может взять на себя ответственность за нежелательные последствия, могущие произойти от дальнейшей отсрочки [81].

После этого начальник Генерального штаба Конрад сделал сообщение о военных операциях и уверил Тиссу, что Трансильвании не грозит никакой опасности в виде румынского восстания или вторжения со стороны Румынии. Затем Тисса снова выдвинул требование, поставленное им еще 14 июля, чтобы совет единогласно заявил, что

«с выступлением против Сербии Австрия не связывает никаких завоевательных планов, за исключением исправления границ, необходимого по стратегическим соображениям. Австрия не намерена аннексировать ни одного кусочка сербской территории» .

Берхтольд сказал, что он принимает это только с некоторой оговоркой.

«В случае победы над Сербией Австрия не должна аннексировать ее территории, но должна постараться сократить размеры Сербии до таких пределов, чтобы она впредь не была опасна; для этого придется уступить как можно большую часть сербской территории Болгарии, Греции, Албании, а может быть, и Румынии. Положение на Балканах может измениться: не исключена возможность, что России удастся свергнуть стоящий в Софии у власти кабинет и снова поставить на его место правительство, враждебное Австрии; Албания тоже ненадежный фактор. Как лицо, ответственное за внешнюю политику, он (Берхтольд) должен считаться с возможностью, что к концу войны вследствие условий, которые создадутся к тому времени, нельзя будет совершенно воздержаться от аннексий, если мы захотим создать на нашей границе лучшие условия, чем теперь».

При этом австрийский премьер граф Штюргк указал, что публичный отказ от всяких намерений аннексировать сербскую территорию не устраняет возможности необходимых стратегических исправлений границы или же возможности установления зависимости Сербии от Австрии путем свержения династии либо посредством какого-нибудь другого пригодного для этого способа.

Военный министр соглашался голосовать за отказ от аннексий только при условии, что этим не исключается постоянная оккупация предмостного укрепления на Саве в пределах Сербии, а также исправление границ.

Но Тисса был непреклонен и ставил свое согласие и согласие венгерского правительства, которое он представлял, в зависимость от единогласного принятия его требований. После этого было единогласно постановлено:

«В самом начале войны иностранным державам должно быть заявлено, что монархия не предпринимает завоевательной войны и не намерена присоединить к себе королевство [Сербию]. Настоящее решение, разумеется, не исключает возможности исправления границ, поскольку оно окажется стратегически необходимым, а также и сокращения пределов Сербии в пользу других государств или временной оккупации отдельных частей Сербии, если в этом явится необходимость».

Это торжественное обещание заявить державам в начале войны о «территориальной незаинтересованности» Австрии было, как мы увидим дальше, вторым обещанием, которого Берхтольд не выполнил вопреки данному слову. А когда эта декларация в конце концов последовала, то неискренность ее явствовала из оговорок, сделанных отдельными министрами, и из замечания Конрада, брошенного военному министру, когда они оба уходили с заседания совета:

«Ну, что же, посмотрим! Перед Балканской войной державы говорили о сохранении status quo, а потом никто из них об этом и не думал».

На следующий день, 20 июля, нота была отправлена Гизлю в Белград с курьером и с инструкцией – вручить ее сербскому правительству в четверг 23-го числа [82]. Одновременно она была отправлена в строго секретном порядке также австрийским послам в Берлине [83], Риме, Париже, Лондоне, Петербурге и Константинополе и всем дипломатическим представителям при менее значительных дворах. При этом всем была преподана инструкция, что в пятницу утром 24 июля они должны уведомить правительства, при которых они аккредитованы, о «ноте», врученной Сербии накануне, разъяснить справедливость позиции Австрии, а в некоторых случаях сообщить, что досье, в котором будут содержаться более подробные обвинения Австрии против Сербии, может быть представлено на рассмотрение великих держав.