Владислав Гончаров - Кто развязал Первую мировую. Тайна сараевского убийства

Циганович был боснийцем, Австрия могла требовать его выдачи для суда, и тогда она, пожалуй, узнала бы всю правду. Поэтому было лучше, чтобы он исчез. 8 июля австрийское правительство узнало из шифрованной депеши своего белградского посольства, что Циганович в день убийства находился в Белграде, но через три дня после этого покинул город, причем, по-видимому, получил месячный отпуск от железнодорожного управления, где он служил. Начальник белградской полиции заявил, что он не знает человека, носящего имя Милана Цигановича, но вскоре выяснилось, что сам начальник полиции и способствовал исчезновению Цигановича из Белграда.

Далее выяснилось, что в книгах железнодорожного управления его имя было стерто и вписано имя Милана Данилова, в качестве какового Циганович продолжал получать свое жалованье. Когда в Сербии была произведена мобилизация, Циганович немедленно присоединился к отряду Танкосича. Доктор Богичевич говорит, что 3 или 4 августа 1914 года комендант Срб, начальник одной из важных сербских железнодоржных станций, сказал ему, что он только что помог Цигановичу уехать на юг.

Из показаний убийц австрийским властям стали известны некоторые факты относительно белградских соучастников. Поэтому в ультиматуме от 23 июля, в пункте 7, Австрия потребовала, чтобы Сербия немедленно арестовала Войю Танкосича и лицо, именуемое Миланом Цигановичем, служащего на сербской государственной железной дороге. Сербское правительство через несколько дней ответило, что в соответствии с предъявленным требованием оно арестовало Танкосича, но что касается Милана Цигановича, который является австро-венгерским подданным и который до 15 июня (28 июня по новому стилю, то есть в день убийства) состоял на службе (на испытании) в железнодорожном управлении, то таковой не мог быть пока разыскан (поэтому отдан приказ о его аресте) [57]. Здесь действительно курьезно, что сербское правительство утверждало, что оно перестало иметь какие-либо сведения о Цигановиче как раз с момента убийства.

Принимая во внимание другие факты, приведенные выше, можно усомниться в искренности его неведения относительно того, где находился Циганович, равно как и в невозможности разыскать его. Сомнение это еще усиливается в виду того, что министр народного просвещения, рассказывая о периоде непосредственно после убийства, но до предъявления австрийского ультиматума – то есть когда сербские власти должны были арестовать Цигановича, но этого не сделали, – определенно указывает, что он и его коллеги были осведомлены о соучастии Цигановича.

«Когда из Вены получились австрийские сообщения о том, что убийцы были отправлены в Сараево одним из служащих сербского Министерства общественных работ, неким Миланом Цигановичем, то Пашич спросил Иотсу Иовановича, в то время ведавшего этим министерством, кто такой этот чиновник, но Иотса не мог ничего сказать о нем, равно как и все другие в его министерстве. По настоянию Пашича они наконец откопали Цигановича на какой-то мелкой канцелярской должности в железнодорожном управлении. Я помню, что когда Иотса сказал нам об этом, то кто-то (Стоян или Пашич) заметил: „Вот видите! Правильно говорят: если мать потеряет сына, то пускай ищет его на железной дороге”. После этого Иотса говорил нам, что Циганович выехал куда-то из Белграда» .

Вопрос этот имеет чрезвычайно большое значение, потому что в зависимости от утвердительного или отрицательного ответа делались разнообразные выводы.

С одной стороны, если сербское правительство предостерегало Вену, то это могло быть истолковано в двояком смысле: 1) в пользу Сербии, как доказательство того, что кабинет Пашича, узнав о заговоре, сделал все возможное для предупреждения преступления, и, таким образом, с него снималось всякое обвинение в этом деле, или 2) в пользу Австрии, в том смысле, что сербское правительство знало о заговоре и что австрийское требование допустить австрийских чиновников участвовать вместе с сербскими в розыске белградских сообщников было вполне обосновано, так как сами сербские власти никаких шагов в этом направлении не предприняли.

С другой стороны, если никакого предостережения сделано не было, то и в этом случае: или 1) сербское правительство могло утверждать, как оно это и делало, что оно раньше ничего не знало о заговоре и поэтому его ни в чем обвинять нельзя, или 2) Сербия была виновна в сокрытии заговора и, таким образом, являлась соучастницей преступления.