Владислав Гончаров - Кто развязал Первую мировую. Тайна сараевского убийства

Имеются серьезные основания полагать, что Берхтольд сам сфабриковал заявление, приписываемое им Чиршки, для того чтобы, как он сам указывает, «повлиять» на Тиссу:

1) В документах Каутского нет такой телеграммы на имя Чиршки, и последний не подтверждает ее получения или выполнения данных ему распоряжений, как он это обыкновенно делал в подобных случаях;

2) Чиршки, сообщая о своей беседе с Берхтольдом 8 июля, совершенно не упоминает о подобных заявлениях;

3) Берхтольд говорит о «телеграмме, полученной из Берлина, в которой его монарх и т. д.», между тем как кайзер за два дня до этого покинул Берлин и отправился в северное плавание. Следует отметить, что Берхтольд 8 июля получил телеграмму Сегени, в которой указывалось, что Берлин с нетерпением ожидает решения. Возможно, что содержание телеграммы Сегени Берхтольд приписал Чиршки, чтобы «повлиять» на Тиссу. (Примеч. авт.)

Частное письмо Чиршки Ягову от 11 июля. Это частное письмо и телеграмму от 11 июля, приведенную нами выше, следует считать весьма важными, так как, по-видимому, они легли в основу нашумевшей депеши Шена, советника баварского посольства в Берлине, которая в искаженной форме была напечатана Куртом Эйснером и приводилась на мирной конференции как одно из доказательств ответственности Германии за войну. Опубликование этой депеши послужило поводом для нашумевшего, в свою очередь, процесса, разбиравшегося в Мюнхене. Ha эти два донесения Чиршки, по-видимому, опирался также Тирпиц в своей полемике с Бетманом, когда утверждал, что 13 июля канцлер знал уже существенные пункты ультиматума. (Примеч. авт.)

Обе эти фразы, и только они одни, были процитированы из доклада Визнера Лансингом и Скоттом, американскими членами Комиссии по вопросу об ответственности виновников войны, на Парижской мирной конференции, 4 апреля 1919 года. Но, утверждая, что обе эти фразы составляют существенную часть доклада Визнера, они создали совершенно неправильное впечатление о нем. Сделали ли они это нарочно или получили доклад в искаженном виде (может быть, от Веснича, сербского посланника в Париже, который, как они признают, снабжал их другими документами), об этом они, насколько мне известно, никогда не говорили. Относительно других случаев, в которых «доказательства» ответственности Германии за мировую войну впоследствии оказались совершенно неосновательными или способными ввести в заблуждение, что дало основание Германии требовать пересмотра Версальского договора. (Примеч. авт.)

Тисса – Маргарите Зейк, 26 августа 1914 года. Это почти единственный случай, когда он упоминает в своих письмах об изменении своей позиции во время июльского кризиса. (Примеч. авт.)

Конрад выехал из Вены 14 июля, вернулся на несколько часов, чтобы присутствовать на заседании Совета министров 19 июля, и после этого снова немедленно уехал и вернулся только 22 июля, то есть накануне вручения австрийской ноты Сербии. (Примеч. авт.)

Гизль, бывший прежде австрийским посланником в Черногории, горячо отстаивал интересы Австрии против Сербии во время Балканских войн. (Примеч. авт.)

Вручение ноты в Белграде было впоследствии отложено с 5 на 6 часов дня, чтобы быть более уверенными, что Пуанкаре уже покинет Россию, когда сообщение о вручении ноты будет получено в Петербурге. (Примеч. авт.)

Берхтольд – Гизлю, 20 июля. Письмо было датировано более поздним числом, а именно – 22 июля. Возможно, Берхтольд полагал, что ультиматум произведет лучшее впечатление, если не видно будет, что он был отправлен до того, как был показан Францу-Иосифу и получил его одобрение; в случае же если бы император воспротивился этому, то можно было бы сослаться на отправку ультиматума, как на совершившийся факт. Он помечен «22 июля» в австрийской «Красной книге» 1915 года и «24 июля» в экземплярах, представленных державам утром 24 июля. (Примеч. авт.)

Сегени в Берлине получил его приблизительно 21 июля, потому что в тот день в 7.30 вечера он настойчиво требовал, чтобы ему разрешили показать ультиматум германскому правительству раньше, чем это было указано в инструкции. Австрийские дипломатические представители в Риме, Париже и Цетинье получили свои экземпляры ультиматума 22 июля. Сапари в Петербурге не мог получить ультиматум 20 июля, как это неправильно утверждает Сетон-Уотсон, такие же неточности и относительно получения ультиматума в Париже и Лондоне. В действиях Австрии было достаточно много обмана и без того, чтобы требовалось согласиться с утверждением Сетон-Уотсона, будто Сапари уже «таил на своей груди эту бомбу», когда сделал Пуанкаре «совершенно бесчестное заявление» на приеме дипломатического корпуса в Петербурге. (Примеч. авт.)