Тем временем страх и негодование толкнули австро-венгерских правителей на неверный путь: они стали еще хуже относиться к славянским провинциям. Медленно развивавшийся здесь средний класс с его предприятиями и банками обнаружил, что «политическое угнетение… сопровождается экономическим удушением» [105].
Австрийским славянам заманчиво было сравнить свой удел с успехами своих родственников, которые стали свободными. Было естественно, что боснийский фермер-арендатор, вынужденный отдавать одну десятую своего урожая правительству, а из оставшегося – одну треть помещику, размышлял о том, что в Сербии земля принадлежит крестьянам.
Летом 1913 года после пребывания в Хорватии один высокопоставленный чиновник из австрийского Министерства иностранных дел сообщил, что среди местной интеллигенции настолько популярна «идея о югославах под сербским руководством», что она «пугала австро-венгерского патриота» [106].
Не желая видеть, что надвигающееся восстание – продукт их собственного режима, эти «патриоты» настаивали на контрмерах. Урок с Пьемонтом, потеря Ломбардии и Венеции прошли даром для горстки правителей, склонных поддерживать расовое и социальное превосходство, из которого они извлекали выгоду и привилегии. «Триализм», то есть создание триединой империи из Австрии, Венгрии и Югославии, был отклонен мадьярами, не хотевшими принимать нового партнера, который мог ослабить их влияние в Двуедином государстве. Они настолько же не хотели дать возможность хорватам блокировать дорогу к Адриатическому морю, насколько австрийцы не хотели предоставить свободу словенцам и далматинцам. Обе нации господ не хотели создавать прецедента для чехов и других.
Помимо всего, олигархи из Вены и Будапешта не собирались освобождать «своих» крестьян, предоставлять свободу действий конкурирующей буржуазии, ослаблять свою власть над землями, где расположены их огромные поместья [107]и где имеются гигантские экономические ресурсы и стратегические возможности. Утверждали, что уступки могли бы кончиться только полным беспорядком, ибо ничего не предпринималось против «коварной агитации», идущей из Белграда.
Общее мнение нашло выражение в более позднем высказывании Маккио о том, что
«подрывная деятельность сербского ирредентистского движения, почти явная помощь которому со стороны официальной Сербии нам была известна, достигла в 1914 г. такого масштаба, что долгом всякого правительства было бы вмешаться… если оно не хотело подвергать риску целостность империи» [108].
Гойос, начальник канцелярии Берхтольда, писал, что исход Балканских войн создал «невыносимые условия на нашей юго-восточной границе». Посланник Австро-Венгрии в Белграде Гизль настаивал на «известной аксиоме, что политика Сербии основывается на отделении югославских территорий и впоследствии на уничтожении [Двуединой] монархии как великой державы». По утверждению Конрада, Сербское королевство было «смертельным врагом Австро-Венгрии, никогда не дающим покоя»; и, внушал он Францу-Иосифу, «к нему нужно относиться только как к таковому».
Баальплац и особенно его отдел печати (который почему-то называли «литературным бюро») сеяли чувство ненависти, подготавливая население к тому, что Гойос называл «хирургическим вмешательством в причину болезни». Уклонение от реформ привело к тому, что все неурядицы приписывались внешним причинам. Это превратило внутреннюю, в основном, проблему во внешнеполитический кризис. Неправильная внутренняя политика содействовала агрессивной войне.
Однако вышеизложенное было не единственной причиной конфликта. Война с Сербией назревала уже с 1903 года, когда новая династия положила конец вассальной зависимости Белграда от Габсбургов. В 1904 году австрийцы сорвали планы Сербии, направленные на достижение таможенного союза с Болгарией. В 1906 году они нанесли удар по основным видам экспорта соседа: по торговле зерном, черносливом и свиньями, которая находилась в зависимости от рынков сбыта и железных дорог на севере [109].
«Свиная политика» частично диктовалась возражениями аграриев из Двуединой монархии против конкуренции более дешевых сербских продуктов, частично – желанием заставить Сербию покупать вооружение у Шкоды, а не у Крезо, а главным образом – намерением вынудить ее путем нажима по линии торговли вернуться в лоно Габсбургов. Аннексия Боснии-Герцеговины в 1908 году была еще одним ударом со стороны того же противника. Договор 1911 года дал Австрии возможность вновь наводнить королевство своими изделиями и любой ценой сохранить запрет на нежеланных свиней.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу