Владислав Гончаров - Кто развязал Первую мировую. Тайна сараевского убийства

Уже в 1897 году граф Андраши отверг ситуацию, при которой Венгрия должна была бы находиться полностью на равном положении с ее южными соседями: «Венгрия – естественный страж этих южных государств». В 1907 году уже открыто признавали, что эта политика совмещала в себе как внутренние мотивы, так и явно империалистические устремления.

В самом деле, аннексия Боснии и Герцеговины в 1908 году была актом откровенного колониализма. 4300 миль новых, в основном, стратегических, дорог и железнодорожных путей, многочисленные гарнизоны, иностранное чиновничество, импорт промышленных товаров (разорительный для местных предприятий) свидетельствовали о том, что провинция, по словам Мэя, превращается в австро-венгерский Египет. В этом же году министр иностранных дел заявил, что, согласно полученной у Турции концессии, должна быть построена железнодорожная линия через Нови-Базар и что она составит новый и важный путь из центральной Европы в Египет и Индию. Хотя от осуществления этого плана отказались под давлением России и Италии, он разоблачал цели Вены на Нижних Балканах и ее намерение выйти к Эгейскому морю.

Экономика империи развивалась быстрыми темпами. Благодаря высоким таможенным тарифам выпуск промышленной продукции к 1912 году вырос на 50 % по сравнению с 1902 годом. В 1913 году тоннаж в Триесте удвоился по сравнению с 1900 годом. Судостроительные и пароходные компании расширили свои операции; австрийский Ллойд производил перевозки к портам Адриатики, на Ближний Восток и в Азию. Более мелкие компании вели торговлю с латинскими странами и с обеими Америками. Для участия в выгодной перевозке эмигрантов была организована Австро-Американская компания. Триест уже конкурировал с Гамбургом и Генуей. Фиуме в период между 1900 и 1912 годами также увеличил наполовину свой грузооборот.

В то же время статистические данные указывали на возможную опасность оказаться запертым в Адриатике. Растущее соперничество Италии в этом море, а также претензии царской России на Константинополь усилили стремление австро-венгерского империализма к беспрепятственному выходу на широкий простор.

Наиболее очевидным решением этого вопроса были Салоники. Еще в 1907 году один из выразителей политики Франца-Иосифа провозгласил Салоники наиболее продвинувшимися вперед воротами на юго-восток для южноавстрийской и венгерской торговли. «Салоники, – заявил он, – наша надежда на будущее».

Несмотря на все последующие опровержения, это представление настолько укоренилось, что даже во время Дарданелльского кризиса, когда колебания Греции имели исключительно важное значение, Министерство иностранных дел Австро-Венгрии инстинктивно не хотело дать ей больших заверений, чем то, что Австро-Венгрия не имеет эгоистических целей в этом порту.

Но путь в Салоники, как заметил Берхтольд, проходил через Сербию. Генеральный штаб Габсбургов утверждал, что лучшая линия продвижения к этому порту проходит вдоль Моравской долины, через самое сердце королевства. Пройти можно было только при условии, если югославы подчинятся, а так как они сопротивлялись, было решено покорить их.

Поэтому война с Сербией не возникла, как утверждали, прежде всего по соображениям внутренней политики или с целью решительно приостановить великосербскую агитацию. По существу, она – несмотря на весь панславизм и поддержку Белграда Россией – также не являлась и борьбой за существование двуединой монархии. В свете имеющихся фактов печальная история почтенной империи, которой настойчиво мешали в ее мирной эволюции и в проведении консервативной внешней политики – и, по словам Маккио, «принуждали к самозащите против угрожающей снизу опасности», оказывается чистым измышлением. Широкий размах вооружений, подготовительные мобилизации людей и финансовых ресурсов проливают свет на хвастливое заявление Гойоса, что «в 1914 году наша система еще не страдала малокровием».

Война с сербами, в основном, преследовала цель заполнить «вакуум», образовавшийся после крушения Европейской Турции, чтобы восстающие народы не заняли своего законного места. В ней нашло выражение, неоднократно повторявшееся высказывание Конрада о том, «что будущее [двуединой] монархии находится на Балканах» [114]. Это был крупный шаг империалистической агрессии, имевший целью установление австро-венгерской гегемонии в юго-восточной Европе.