Борис Капустин - Рассуждения о «конце революции»

Однако «анонимные системы» не существуют сами по себе, в качестве «универсальных сущностей». Они не являются особыми реалиями по отношению к тем историческим предметам, которые они «осваивают», подчиняют себе и включают в себя. У них нет никакой собственной «имманентной логики», в соответствии с которой они делают нечто с теми предметами, которые «встречаются» им в реальном историческом мире. Напротив, «анонимные системы» есть лишь те способы, которыми связаны между собою предметы реального исторического мира. Такие «анонимные системы» есть только особые артикуляции последних, и их абстрактность/анонимность состоит и выражается в том, что в качестве артикуляций они не сводимы к отдельным артикулируемым предметам или ко всей их сумме и не наблюдаемы так же и теми же способами, как и какими мы можем наблюдать артикулируемые ими предметы. В этой логике, к примеру, Маркс описывает «абстрактный труд» (и его выражение в капитале) – в отличие от «конкретного труда», но и в неотделимости от последнего. Это мы будем иметь в виду, рассуждая о глобализации в ее связи с революцией.

Рассматривая глобализацию таким образом, мы должны, прежде всего, воздержаться от приписывания ей какой-либо солипсистской логики, какую можно заподозрить у «универсальных сущностей», и, следовательно, нам не нужно видеть в ней всемогущего демиурга современной истории. Если мы и признаем глобализацию «аутопойезисной самореференционной системой», заимствуя этот термин у Никласа Лумана, то нам следует иметь в виду то, что «самореференция как форма возможна лишь постольку, поскольку существует нечто другое, ею не являющееся, от чего она может отличить себя, то есть внешняя референция» [116]. Как минимум, это означает то, что глобализация не является «всем» в нашем мире и что то, чем она не является, никак не может быть понято в качестве «пережитков прошлого», которые все еще (просто в силу инерции?) пребывают в нашем мире вопреки логике глобализации. Напротив, сама глобализация в качестве аутопойезисной системы создает свое Другое (свою «среду», как сказал бы Луман), без чего она не может существовать как такая система. Далее, воспроизводство любой аутопойезисной системы зависит от природы элементов, которые она «втягивает» в себя и которые она «отсылает» в свое Другое, а также от успешности обеих этих операций («втягивания» и «отсылки»), причем такая успешность, конечно же, не имеет каких-либо метафизических гарантий и является сугубо исторической и контингентной. К глобализации все сказанное относится в той же мере, в какой и к любой другой аутопойезисной системе.

С одной стороны, очевидно, что глобализация всегда была важным измерением развития капитализма, поскольку он мог реализовать пространственный аспект своей пространственно-временнóй динамики, лишь делая мир «единым», т. е. делая рынок мировым, а историю – всемирной [117]. С другой стороны, отношение между капитализмом и глобализацией никогда не было гладким и осуществляющимся автоматически, что, впрочем, можно сказать и о его отношениях со всеми другими составляющими его исторической динамики, такими как технологическое развитие, конкуренция, массовое потребление и т. д. (при определенных обстоятельствах капитализм может сдерживать технологические инновации, олигополистически подавлять конкуренцию, снижать уровень массового потребления депрессией заработной платы и ограничением и упразднением социальных услуг и т. д.).

Все это и делает капитализм историческим процессом, т. е. именно «историческим капитализмом», как выражался И. Валлерстайн, а не системой causa sui [118]. Поэтому правдоподобная теория глобализации должна была бы, в первую очередь, объяснить трения между конкретными формами «исторического капитализма» и соответствующими им формами «исторической глобализации», то, как эти трения преодолевались, всегда несовершенным и неокончательным образом, в тех или иных исторических ситуациях, то, к каким новым метаморфозам и капитализма, и глобализации все это вело. Такое объяснение выливается в нарратив о последовательности «волн глобализации», который и позволяет увидеть нынешнее состояние глобализации и то, как оно способствует или препятствует революции, в адекватной исторической перспективе [119]. Конечно, анти исторический нарратив о глобализации, изображающий ее в качестве уникального и беспрецедентного явления последнего времени, закрывает возможность понять и ее саму, и ее отношение к капитализму и революции.