Но были исключения, становившиеся всемирно-историческими событиями , когда это не удавалось. Тогда происходили революции против капитала. Поскольку они не были преодолением «поперечных» препятствий, коим мог бы быть только сам капитал в виде преграды дальнейшему историческому движению (к примеру, мешая развитию производительных сил), такие революции приводили не к гегелевскому «снятию» капитализма в «посткапитализме», а к «некапитализму» как уходу в сторону вследствие переступания «продольных» границ капиталистического накопления капитала, через которые в конкретной исторической ситуации перехлестывало оно само. Величие и трагизм таких революций и их неизбежная неверность Марксовой освободительной телеологии истории обусловлены именно этим [52] Незадолго до смерти Владимир Ленин начинает ощущать масштаб этой темы. Это ощущение заметно в его рассуждениях о специфике «нашей революции», о «своеобразии формы» и «порядка развития» в созданной ею «полосе» всемирной истории. Однако Ленин по-прежнему стремится уложить все эти «видоизменения обычного исторического порядка» в «общую закономерность развития» всемирной истории (см.: Ленин, Владимир. «О нашей революции», в: Владимир Ленин. Полное собрание сочинений . Т. 45. Москва: Политиздат, 1970, с. 379, 381). За рамками его понимания остается то, что в русле «общей закономерности развития» Октябрьской революции не могло быть в принципе.
. Величие – поскольку такие революции и есть явления, говоря языком Канта, «причинности через свободу», разрывающей существовавшую до того и развертывающуюся во времени цепь причин и следствий, т. е. «причинность по законам природы», и обнаруживающей «способность самопроизвольно начинать [новое] состояние» [53] Поэтому для Ханны Арендт определением революции является свобода , понятая как закладывание «нового начала» практическими действиями людей. См.: Арендт, Ханна. О революции . Москва: Европа, 2011, с. 35, 57.
. Трагизм – поскольку «причинность через свободу» есть невозможный опыт , есть невозможное вторжение трансцендентального в феноменальное, невозможное трансцендентирование феноменального, остающегося при этом феноменальным. Не трагической «причинность через свободу» может быть только в качестве «чистой трансцендентальной идеи» разума, не содержащей в себе ничего эмпирического [54] См.: Кант, Иммануил. «Критика чистого разума», в: Иммануил Кант. Собрание сочинений . Т. 3. Москва: Чоро, 1994, с. 409 (см. также с. 350).
. Поэтому она не трагична у Канта, но в высшей мере трагична у Робеспьера и Сен-Жюста, Огюста Бланки и Розы Люксембург, Ленина и Че Гевары и многих других, кто сделал или пытался ее сделать политическим опытом .
Так какая же революция объявляется «тезисом о конце революции» невозможной? Сдержанность и даже некая двусмысленность заявлений правых на сей счет вызваны пониманием того, что они, или более просвещенная и решительная их часть, – сами революционеры, участвующие в капиталистической перманентной революции, а ныне— в условиях кардинальной неолиберализации капитализма— радикальные революционеры. Как сказал Рональд Рейган, подводя итоги двум срокам своего президентства, «все мы были революционерами, и эта революция была успешной» [55] Цит. по: Panitch, Leo. «Capitalism, Socialism and Revolution: The Contemporary Meaning of Revolution in the West», in Ralph Miliband, Leo Panitch, John Saville (eds.). Socialist Register 1989 . London: Merlin Press, 1989, р. 2.
. Невозможной, уходящей в историю и т. п. должна быть объявлена только та, другая революция, которая осуществляется как опыт «причинности через свободу». Объявление ее невозможной, производство по-настоящему эффективной прививки против нее есть внесение своей лепты в закатывание в бетон берегов «правильной» капиталистической революции, чтобы никакой очередной кризисный разлив ее не обернулся бы нарушениями «обычного исторического порядка» развития (см. прим. 21 выше). Удивительно мирная обстановка, сохранявшаяся в подавляющем большинстве стран, пораженных чудовищным кризисом 2008 года, свидетельствует о том, что в бетонировании берегов капиталистической перманентной революции удалось продвинуться весьма значительно.
Отношение же левых к «концу революции» глубоко шизофренично. С одной стороны, именно они дали, пожалуй, самые яркие образцы глубокого анализа нынешней неолиберальной революции именно как революции (понимая под ней радикальную трансформацию ключевых общественных институтов, господствующих идеологий и «систем ценностей», смену элит у кормила власти, отражающую изменения в ее «классовой опоре») [56] См.: Duménil, Gérard and Dominique Lévy. Capital Resurgent: Roots of the Neoliberal Revolution . Cambridge, MA: Harvard University Press, 2004; Hall, Stuart. «The Neo-Liberal Revolution», Culture Studies , 2011, Vol. 25, No. 6, p. 705–728; Brown, Wendy. Undoing the Demos: Neoliberalism’s Stealth Revolution . New York: Zone Books, 2015; Харви, Дэвид. Краткая история неолиберализма . Москва: Поколение, 2007; Штрик, Вольфганг. Купленное время. Отсроченный кризис демократического капитализма . Москва: Издательский дом Высшей школы экономики, 2019 и др.
. Но, с другой стороны, это— настолько «неправильная» революция (в смысле лишенности какого-либо освободительного содержания, которое должно быть у «настоящих» революций), что она может служить лишь дополнительным доказательством поломки «политической онтологии» революции и, следовательно, подтверждением «тезиса о конце революции».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу