Джейкоб Аппель - Кого спасают первым? Медицинские и этические дилеммы - как решить их по совести и по закону

КОММЕНТАРИЙ ЮРИСТА РФ

В России также этого бы не одобрили. Все клинические испытания в РФ проходят 4 фазы:

I – первые испытания лекарственного средства на людях проходят на здоровых добровольцах. Они ориентированы на установление переносимости, безопасности, наличие терапевтического действия препарата.

II – оцениваются эффективность и безопасность препарата у пациентов с конкретным заболеванием. Обычно это плацебо-контролируемые исследования.

III – лекарственное средство испытывается на больших группах пациентов различного возраста, с различной сопутствующей патологией по их добровольному согласию. В этих исследованиях изучаются все аспекты лечения, включая оценку показателя риск/польза. На основании результатов III фазы клинических исследований принимается решение о регистрации или отказе в регистрации лекарственного препарата.

IV – клинические исследования проводятся уже после того, как лекарственный препарат получил одобрение. Целью данных исследований является выявление отличий нового лекарственного препарата от других препаратов в данной фармгруппе, сравнение его эффективности по отношению к аналогам.

Министры здравоохранения нескольких стран разрешили западным ученым провести подобные исследования, надеясь, что их результаты улучшат доступ к медицинской помощи. Однако Марша Энджелл, бывший редактор «Медицинского журнала Новой Англии», оказалась одним из самых ярых критиков такой двойственной системы норм проведения исследований. По ее мнению, западные врачи обязаны во всем мире следовать тем же стандартам, что и в США.

Также возникает вопрос, как поступить с данными, полученными в результате неэтичных экспериментов. В качестве примера можно привести результаты экспериментов, проведенных в нацистских концентрационных лагерях. Гарвардский хирург Роберт Бергер насчитал тридцать таких проектов, наиболее известными из которых являются эксперименты по иммерсионной гипотермии [48] Совокупность патологических процессов, происходящих в организме человека при погружении в холодную воду. , проведенные в Дахау нацистским врачом Зигмундом Рашером. Специалисты все чаще высказываются о том, что данные, полученные в результате подобных экспериментов, не имеют научной ценности. Такую позицию продвигают сам Бергер и Арнольд Рельман, еще один бывший главный редактор «Медицинского журнала Новой Англии», однако на результаты этих исследований все равно ссылаются в нескольких десятках журнальных статей. В 1980 годах эксперт по гипотермии Роберт Позос выступил в защиту потенциальной ценности нацистских экспериментов. Какой бы ни была ценность полученных нацистами данных, возникает вопрос о том, кому «принадлежит» наследие подобного исследования. Должны ли немногочисленные люди, выжившие в ходе этих страшных экспериментов, или защитники жертв холокоста иметь право голоса при определении ценности имеющейся информации?

В 1990 году в «Журнале Новой Англии» Энджелл заняла абсолютистскую позицию и высказалась против использования данных, полученных в результате экспериментов, которые проводились в развивающихся странах и считались неэтичными в США. Энджелл написала, что «использование таких данных сглаживает ужас произошедшего и в некотором смысле является проявлением неуважения к умершим и оскорблением чувств выживших». Тем не менее ее главные аргументы были больше нацелены на будущее: по ее мнению, публикация неэтичных данных побуждает других ученых продолжать поступать неэтично. Поскольку публикации являются валютой академической науки, она надеялась, что устранение основного стимула снизит вероятность неэтичного поведения. Мнение Энджелл оказалось очень влиятельным: многие другие редакторы последовали ее примеру. Независимо от этичности эксперимента, исследователям из сценария про остеомиелит было бы трудно найти уважаемый журнал, который согласился бы опубликовать их статью.

Доктор Крашер, детский онколог, считает, что специфическая форма опухоли мозга у детей тесно связана с воздействием на ребенка определенных химических веществ в раннем возрасте. Чтобы проверить свою теорию, она хочет провести исследование, в ходе которого планирует сделать биопсию этих всегда смертельных опухолей и сравнить ее результат с информацией о химическом воздействии, предоставленной родителями этих детей. Она надеется, что в биоптате детей, подвергшихся химическому воздействию, будут обнаружены отличительные нейрохимические маркеры, а в биоптате пациентов, которые, по словам родителей, не подвергались воздействию химических веществ, этих маркеров не окажется. В долгосрочной перспективе она хочет доказать связь между воздействием химических веществ и развитием опухоли мозга, которая приведет к ограничениям в использовании таких веществ и в итоге спасет детские жизни.