Владимир Павленко - Мифы «устойчивого развития». «Глобальное потепление» или «ползучий» глобальный переворот?

— По имеющимся у меня сведениям, — сказал я, — англичане будут особенно упорно настаивать на том, чтобы мы ушли, по крайней мере, с севера Франции <...>.

— Следовательно, вы не верите в возможность заключения великого союза с братской нацией?

— В ближайшем будущем — нет, — ответил я <...>.

<...> — Ну, а что же делать с Францией? — спросил он.

— <...> Неплохо было бы подумать о решении, которое имело бы целью объединение интересов Германии и Франции в области экономики. Франции нужно возвратить ее прежнее политическое лицо. Сближение Германии и Франции неизбежно, и наличие у Франции колониальных владений обеспечит Германии огромные преимущества <...>.

<...> — Затем он бросил пытливый взгляд на Швейцарию, указав на нее зеленым карандашом (как на предмет торга. — Авт.).

— Оставьте Швейцарию, — проговорил я быстро. — Ее конституция может послужить хорошим образцом для новой Европы. Нам Швейцария также будет нужна как мост, ведущий на Запад, и как европейская валютная и фондовая биржа.

— <...> Не сведется ли все в конце концов к экономическому соперничеству с Великобританией и не возникнет ли прежняя напряженность?

— Господин рейхсфюрер, — ответил я, — давайте прекратим думать о напряженности, которая возникнет в будущем. Прежде всего следует устранить нынешнюю напряженность, которая мешает созданию новой Европы <...>.

— А вот что делать с Россией?

— Надо подождать, — ответил я.

— Если я вас правильно понимаю, то вы считаете, что основой компромиссного мира должно являться сохранение Великой германской империи приблизительно в ее территориальных пределах по состоянию на 1 сентября 1939 года?

— В общем говоря, да.

— И следовательно нам придется использовать все наши дополнительные территориальные приобретения в качестве объектов для торга?

— Да, — снова ответил я.

Далее я сказал, что, став ядром Европы, перестроенной на новых началах, Великая германская империя сможет с новой энергией приняться за разрешение социальных проблем путем сочетания частной инициативы с руководством и планированием сверху.

— Считаю, — продолжал я, — что для создания новой Европы следует обуздать националистические тенденции <...>. Но самое главное, господин рейхсфюрер, заключается в том, что для нас выгодно искать компромисса сейчас, когда Германия еще находится в зените своего могущества. Этот компромиссный мир, если его удастся достигнуть, обеспечит нам надлежащую базу, на основе которой мы сможем успешно вести борьбу с Востоком <...>.

Читателю трудно будет понять, какое значение имела для меня эта беседа, состоявшаяся в августе 1942 года. Гиммлер дал мне все полномочия действовать <...>. Перед тем как я ушел от него той ночью, он заверил меня честным словом, что к Рождеству Риббентроп (глава МИДа гитлеровской Германии. — Авт.) будет смещен со своего поста» 259 (курс. — Авт.).

Итак, мы установили нацистское первородство идей «новой Европы», а также то, что эти идеи, изначально разрабатывавшиеся в русле расовой версии национал-социализма, были повернуты эсэсовским «лобби» к «обузданию националистических тенденций», то есть в сторону интернационализации. Суть плана, изложенного Шелленбергом августовской ночью 1942 года, заключалась в создании не просто конфедеративной, но именно социалистической Европы, основу которой должна была составить конституция Швейцарской Конфедерации, осью — стать франко-германский альянс, а ядром — «Великая германская империя». Об этом свидетельствует и курс на «разрешение социальных проблем», о котором говорит Шелленберг, и свойственное не столько нацизму, сколько социал-демократии стремление к «сочетанию частной инициативы с руководством и планированием сверху». Использовать растущие противоречия между СССР и его западными союзниками по антигитлеровской коалиции Верховному командованию СС, которому принадлежит авторство «Идеи мира для Европы 1944/1945», не удалось по ряду причин. Главная из них — последовавший через три месяца после этого разговора оглушительный разгром вермахта под Сталинградом и усиливавшееся с каждым месяцем в Лондоне и Вашингтоне понимание того, что никакие сепаратные договоренности не смогут спасти нацистский режим и только осложнят послевоенное положение самих западных держав. Не последним фактором, как мы уже отмечали, оставалось и сохранение во главе Третьего рейха фигуры Гитлера, абсолютно неприемлемой для Запада в качестве возможного партнера по переговорам.