Взгляд на творчество Вергилия и Горация показывает, что имперский мир задумывался не только как особое качественное состояние обширных покоренных пространств. Одновременно он был и эпохой возобновления и поворота прочь от гибели. Не только в политическом, но и в космологическо-религиозном смысле империи придавалось всемирно-историческое значение. Это отличало ее от государств и гегемониальных держав, которые действовали во времени в зависимости от самовосприятия, в то время как империи претендовали на то, чтобы направлять сам ход времен. Более сильным выражением этого является сакральная формулировка имперской миссии. Золотой век, о котором говорили Вергилий и Гораций, воспринимался не просто как начало новой эпохи в мировой истории; в основе его идеи лежит представление о том, что сама смена эпох в истории мира поддается имперскому влиянию. Бег времени начинается заново, однако мощь имперской власти удерживает его в самом начале, и, вообще говоря, неизбежное его скатывание через Серебряный и Бронзовый века к Железному остановлено. Во времена, когда закат и гибель воспринимаются как естественная тенденция истории, всемирно-историческая роль империи видится в следующем: она останавливает за- кат и предотвращает гибель мира. После того как в течение XVIII столетия возобладало базовое представление о ходе истории как о прогрессе, империи, напротив, стали глобальными ускорителями мировой истории: они цивилизовали мир и распространяли прогресс, а если они терпели неудачу, то это должно было иметь глобальные последствия. Такая позиция отличала как британцев, так и американцев.
Далеко не всех империй касается подобная масштабная космологически-религиозная модель самосакрализации. В случае Рима она, как уже говорилось, была упрочена за счет исторических спекуляций на тему Востока. Получив христианство в качестве государственной религии, некоторые сакральные компоненты этой имперской миссии пришлось оставить в прошлом, ведь уже Августин проводил различие между «градом земным» и «градом Божиим» (civitas terrena — civitas Dei). Сколь прочным, однако, оставалось представление о сакральности империи, проявилось в XI столетии, когда штауфеновская [88] Штауфены стали править в Священной Римской им перии только с 1138 г., поэтому в XI в. канцелярия никак не могла быть «штауфеновской». По-видимому, автор подразумевает XII в., когда с 1157 г. действительно стала употребляться именно такая версия названия.
канцелярия провозгласила sacrum imperium, что перешло затем в название Священной Римской империи (германской нации)23. Эта формула основывалась на святости империи при ее всемирно-исторической роли катехона (то есть «держателя, спасителя») от конца света, который неизбежно наступит, если империя погибнет24.
Для испанской мировой империи военная форма Контрреформации могла стать ее имперской миссией, и она вовсе не была спровоцирована Реформацией как таковой. Корни ее видны в Реконкисте, в ходе которой испанцы шаг за шагом отвоевали у мавров захваченные ими земли на Пиренейском полуострове. Но дух Реконкисты проявился не только в позднейшей Конкисте — завоевании Нового Света, — но и также в изгнании евреев и мавров из Испании. Враждебное отношение к евреям, инквизиция и преследование протестантов в Нидерландах превратились в имперскую миссию Испании, которая к концу XVI столетия уже обладала менталитетом осажденной крепости. Характерным для этого оборонительного варианта имперской миссии является представление о распространившемся на весь свет протестантском заговоре, который имеет целью свержение Испанской империи. Наиболее сильное отражение в христианско-католической формулировке имперской миссии Испании нашла, однако, идея, что «дикари» в Новом Свете должны быть обращены в христианскую веру. На этом и основывалась динамика испанской экспансии на широких просторах Центральной и Южной Америки25.
Вполне логично рассматривать Османскую империю как исламский антипод Испании; при этом, однако, можно недооценить ее религиозно-политическую либеральность, которая резко контрастировала с насаждением католичества во владениях испанцев с помощью инквизиции. Османская империя была пестрым ковром общин (миллет) с выстроенной иерархией отношений зависимости, куда входили еврейские и христианские общины со своей особой организацией. В имеющейся литературе идет ожесточенный спор о том, можно ли полагать многоконфессиональность важным компонентом османского самосознания или же империя после завоевания к началу XVI столетия арабских территорий [89] Автор неточен , скорее уместно говорить о завоевании арабских территорий османами не к началу, а к концу XVI столетия; некоторые земли, населенные арабами, вообще никогда не входили в состав Османской империи или оказались там сравнительно поздно, в конце XVIII в.
стала считать себя исламской мировой империей, миссия которой заключается в защите от неверных26. В продолжение уже изложенных выше размышлений о различных перифериях великих держав можно было бы скорее говорить о том, что тюркские народы, которые когда-то создали Османскую империю и не располагали ни компетентностью организовать ее, ни какой-либо миссией, на пространстве своей экспансии наткнулись на два конкурирующих имперских проекта, которые они на скорую руку и попытались связать между собой: с одной стороны, это был арабско-исламский проект, для каждого проводника которого образом действий было распространение ислама огнем и мечом, а основным долгом, как и прежде, оставалось формирование великой и именно исламской империи27; с другой — скорее консервативная практика Византийской империи, которая во многом была перенята османами для того, чтобы поставить завоеванные территории под прочный контроль28.
Читать дальше