Герфрид Мюнклер - Империи. Логика господства над миром. От Древнего Рима до США

Обстоятельствами, позволившими Риму после разгрома Карфагена и образования империи на Востоке уже не встречаться с другими гегемониальными конкурентами, являлись благоприятное географическое положение и удачная политическая ситуация, что привело к тому, что дивиденды мирного времени были получены в полном объеме, а потому они были направлены на цивилизирующую миссию империи. Ничего похожего с Испанией не произошло. В конфронтации с Османской империей и, прежде всего, со своей непосредственной соседкой Францией она была вынуждена оборудовать протяженную систему укреплений, которая из-за инноваций в технологиях фортификации с начала XVI столетия потребовала значительных сумм77. Наконец, 65 % всего бюджета Испании пришлось тратить на погашение долговых обязательств78. Содержание огромной армии оказалось не по карману, в то время как военно-морские силы Испании были поглощены борьбой с так называемыми берберийскими государствами на североафриканском побережье, а также с корсарами и пиратами в карибском и центральноамериканском регионе, которых тайно поддерживали английские конкуренты, что существенно осложняло экономический обмен между частями империи.

Чтобы удержать потери в пределах допустимого, в сообщении между Америкой и Европой уже довольно рано была введена система конвоев, получившая главную защиту в лице Атлантической армады. С военной точки зрения эта мера оказалась в целом успешной, ведь при 15 тысячах рейсов кораблей между 1560 и 1650 гг. было потеряно лишь 62 судна79. Однако по причине связанных с этим огромными затратами в Испании не сумел сформироваться слой частных предпринимателей, сравнимый с английскими merchant adventurers [73] Буквально «купцы - искатели приключений» (англ.). , — трансатлантическая торговля осталась под контролем государства. Испанская мировая империя вынуждена была всегда организовывать свое торговое пространство в форме владений, а следствием было то, что соответствующее понижение затрат на господство не удалось.

Еще одним примером остановки на «августовском барьере» является царская Россия. Петр I, которому был пожалован почетный титул «Великого», вполне осознавал, что империя может быть обеспечена в долгосрочной перспективе, только если будет проведена профессионализация вооруженных сил по западному образцу, а также формирование бюрократического аппарата, что приведет к всеохватывающей мобилизации населения и ресурсов страны80. Однако это было возможно лишь в случае, если экспансия имперской Московии, до сих пор организованная по феодальному способу, будет пущена уже по управляемому государством пути. Петр заменил распускавшуюся каждую зиму феодальную армию постоянным войском, которое прошло проверку на прочность, одержав в 1709 г. победу под Полтавой. В созданных Петром административных структурах, неизменных в корне своем вплоть до 1917 г., оставалось отделение бюрократического аппарата от личности правителя и, прежде всего, от светской и духовной сферы. Петр дополнил реформирование армии и администрации созданием новой имперской элиты, в которой он сплавил воедино до того разделенное придворное и служилое дворянство в новое единое благородное сословие [74] Под «придворным дворянством» следует в данном случае понимать русское боярство. Единое благородное сословие поначалу попытались называть «шляхетством», однако заимствованный в Польше термин не прижился, сменившись русским аналогом - «дворянство». . В введенной в 1722 г. «Табели о рангах» для дворянства личные достижения ценились выше, чем происхождение. Помимо этого царь пытался — следуя совету Готфрида Вильгельма Лейбница — обзавестись и ученой элитой, которая могла бы поставить под сомнение претензии на господство в интеллектуальной сфере православного духовенства. Эта базовая реорганизация империи Петром, принявшим титул властителя Imperator Russorum [75] Император руссов (лат.). латинского образца, была символизирована за счет переноса столицы из Москвы в Санкт-Петербург, в буквальном смысле созданный из болот и топей новый центр империи81, На место Москвы, несшей на себе византийский отпечаток Третьего Рима, идея которого со времени имперской экспансии при Иване IV (Грозном) выполняла центральную функцию легитимации82, заступал Новый Амстердам, обязанный подчеркнуть претензии России на морское владычество и мировое признание, а также призванный придать империи культурный блеск. В Петровских реформах, таким образом, видна серия признаков, вполне характерных для империи, которая вступает на «августовский барьер».