Владимир Бушин - Покаяние Владимира Путина

Правда, в конце беседы В. Минин вдруг сказал: «Люди, прошедшие войну и потом сделавшие карьеру, конечно, были совсем другими начальниками, не чета сегодняшним. Они понимали цену человеческой жизни. Перед их светлой памятью надо снять шапку». А в своем измышлении, Владимир Николаевич, Вы именно этих людей изображаете гонителями инвалидов. Что же до Миллера, Сечина, Черняка, то они и на войне остались бы самими собой.

Вечером 1 марта 2019 года телеканал «Культура» показал передачу «Линия жизни», посвященную памяти умершего в этот день Жореса Ивановича Алферова, прекрасного человека, большого ученого, одного из тех, кто держит на своих плечах небосвод России. Я смотрел и приходила мысль: «Как же так? Его облик, его голос, он шутит, смеется, ходит… Где же смерть?» А она была…

Прекрасная передача! Как свободно и легко Жорес Иванович держался, какая прекрасная русская речь с улыбкой, с юмором! А главное, ни в чем не схитрил, ни разу не уклонился от вопроса из зала, ничего не утаил…

— Назовите вашу самую любимую книгу.

— Ну, это трудно…

Помню, однажды уже в нынешнюю либеральную пору писателя Г. спросили, какую книгу он взял бы с собой в космическое путешествие. Он тотчас ответил: «Библию!» Ну да, ну да… «Москва! Звонят колокола…»

А Алферов задумался. И все-таки назвал, но не одну, а три книги — великий «Тихий Дон», «Поднятую целину» и «Два капитана» Каверина.

— Какая из ваших многочисленных наград вам всего дороже?

Тоже вопрос непростой. В советское время отношение к наградам было серьезное. И даже «Знак почета», последний в иерархии наших орденов, ценился высоко. Жорес Иванович и назвал его — самую скромную, но первую эту свою государственную награду. А потом — орден Ленина и Ленинскую премию. Но ведь у него все четыре степени и нынешнего ордена «За заслуги перед Отечеством». Назвал, конечно, и Нобелевскую премию.

— Великий ученый Ньютон верил в Бога. А вы верите?

Сейчас этот вопрос почти так же неизбежен, как когда-то «Вы за „Динамо“ или за „Спартак“?» И хотя ныне власть уверяет нас, что она и все ее представители без Бога ни до порога, при том, что иные из них отбывают сроки за взяточничество, а других это ждет, хотя уверяют, что и мы все тоже сплошь верующие, а быть неверующим даже вроде и неприлично, — несмотря на все это Алферов спокойно, внятно и с достоинством ответил:

— Я атеист… А верование Ньютона не имело никакого отношения к его великому вкладу в науку.

— А как вы относитесь к женщине, к вопросу любви?

— Как Ньютон и как все присутствующие в зале мужчины. То есть у ученых никакого особого научного отношения тут нет.

Я знал об Алферове, когда он был еще кандидатом наук, позже на непредсказуемой тропе жизни довелось и встретиться, познакомиться. Виделись, перезванивались, иногда наши суждения о чем-то не совпадали, например о рассказе Солженицына «Матренин двор». Я писал об этом в «Завтра». Но мы были одного поколения, одного воспитания, общей советской судьбы, и взгляды у нас были общие, сердца наши бились согласно.

Однажды в телефонном разговоре вдруг обнаружилось, что наши дачи совсем близко. Договорились, что мы с женой посетим их в какой-то недалекий день. Но через полчаса после разговора вдруг звонит: «Собирайся, я послал за вами машину. Мы с Тамарой ждем вас». Через тридцать минут мы были у них. Незабываемый летний вечер…

А сейчас, числа двадцатого февраля, зная, что Жорес Иванович в больнице, я позвонил Тамаре Георгиевне узнать, как дела. Она как раз ехала домой после долгого сидения у его постели в больнице. Сказала, что состояние тяжелое, ведь Жорес упал и сломал три ребра, но он же такой упрямый, упорный, и так любит жизнь…

Увы… Я немного старше, и он однажды сказал: «Хоть бы дожить до твоих лет…» Увы…

В Интернете появилось сообщение, что перед смертью Жорес Иванович написал письмо президенту. Что мог написать большой русский ученый главе государства, который окружил себя школьными преподавателями физкультуры и дзюдоистами, коим покажи портрет Ломоносова, Менделеева или Курчатова, скажут: «Это Анатолий Борисович, Дмитрий Анатольевич и Ирина Яровая». А именно им, физкультурникам, Гарант поручил преобразовать трехсотлетнюю Академию наук, и они сделали это таким образом, что академики возопили со страниц «Советской России»: «Да это крепостное право! Но мы не рабы». А сам-то Алферов считал, что есть в России две вековечных субстанции, в жизнь которых государство не должно вмешиваться и что-то менять, — это Академия наук и церковь.