Владимир Бушин - Спасатели и гробовщики Владимира Путина

Об этом же есть прекрасное стихотворение у Юлии Друниной:

Сурово, жестоко… А что было делать!..

Впрочем, критик А. Турков был в восторге от панического бегства, описанного Граниным: вот, мол, она, правда жизни-то. Конечно, были люди, которые, когда можно было не бежать, все-таки бежали; были и обстоятельства, когда нельзя было не бежать. Но ведь, с одной стороны, были люди, и их много, которые и в самые страшные часы не бежали… С другой, попозже и немцы до самого Рейхстага бежали, ползли, карабкались, землю грызли… Вот описать бы. Но это никогда не интересовал Гранина. Нет, он хотел размусолить картину нашего, вернее, своего героя бегства: «Последнее, что я видел (на бегу), это как Подрезов стоял во весь рост в окопе, стрелял и матерился. Выжить он не мог. Да он и не хотел выжить, это я знаю точно, ему обрыдла такая война, бегство…».

Вот ведь картина! Будто вся война именно такой и была — сплошное бегство. А Подрезов, сознательно идущий на смерть… Допустим, что так. Однако, что же было бы, если и другие не хотели жить и сражаться в ту отчаянную пору?

Но вопреки всей нашей изначальной безнадежности, объявленной еще в 1941 году и военным министром США Генри Стимсоном, дававшим нам на сопротивление два месяца, Советский Союз однако же победил. Как это случилось? Ведь однажды Гранин уверял даже вот в чем: «Я видел, что ленинградцы шли на фронт с косами». Да где было в 1941 году взять косы в Ленинграде хотя бы на один батальон? Или срочно наковали на Кировском заводе? Неизвестно…

Ведь вот до чего доходили те герои, которым Путин ставит памятники. Этому памятнику и дать бы в бронзовые руки бронзовую косу.

За круглым столом Гранин так объяснил нашу победу: «И когда мы(!) поняли, что проигрываем войну (это когда же именно — в 1942-м? в 1943-м?), тогда к нам пришло остервенение». Примечательно, что именно так говорит о войне другой мыслитель — Михаил Жванецкий. Он не так давно сказал с телеэкрана, что до 1943 года мы и не воевали, но когда, наконец, стало известно, что немцы истребляют еще и евреев, вот тогда и пошли в бой… «Мы за ценой не постоим…»

А в 1941 году, уверяют эти мыслители, желание дать отпор, бить врага было нам неведомо. А что же делали, как вели себя защитники Брестской крепости, Одессы, Севастополя… Как погибли Зоя Космодемьянская, Виктор Талалихин, Николай Гастелло?

На фронте за ценой стояли. Да еще как! Вот хотя бы что говорилось в телеграмме командующего Западным фронтом генерала армии Жукова командующему 20 армией генерал-лейтенанту Власову во время нашего контрнаступления под Москвой в декабре 1941 года: «…Не разрушив огневые точки врага, вы бросили на ПТО танки и пехоту. Вы не жалеете людей, не жалеете танки. Приказываю разрушить артиллерией укрепления противника. Запрещаю легкомысленные броски танков и пехоты на укрепленные полосы противника» (Правда, 16 декабря 2011). И ведь таких документов немало!

А Гранин не только ни разу не упомянул добрым словом Сталина или Жукова, Рокоссовского или Василевского, но еще и решительно отрицал роль армии: не она, а народ победил! Оторвать армию от народа и даже противопоставить их по силам только уж очень большому мыслителю.

Нельзя умолчать и о том, что разного рода «фронтовые эпизоды», о которых Гранин рассказывал, весьма сомнительного свойства. И не только потому, что у них, как правило, отсутствуют приметы и времени и места, а просто вот, мол, что случилось однажды где-то когда-то. Так, уверял, например, что где-то когда-то он с сослуживцами лежал днем в кювете, а мимо по дороге шли немецкие войска, и на группу советских солдат и офицеров в армейской форме и с оружием немцы не обращали никакого внимания. Ну, как этому поверить?

В другой раз мы читали, что два велосипедиста — впереди и сзади — вели человек пятьсот наших пленных. Какие велосипедисты? Это на стадионах, на треках, а в армии, на войне имелись когда-то, в начале ХХ века, в годы Первой мировой войны самокатчики, даже самокатные части были, но во Второй мировой ни в одной армии, в том числе и у немцев, самокатчиков не водилось. Зачем велосипеды, коли давно есть мотоциклы.