Витольд Шабловский - Танцующие медведи. Опыт обретения свободы

Если войти в калитку, миновать телегу, мула и груду разного хлама, попадаешь на утоптанную глиняную площадку. Посередине торчит вбитый в землю кол. Возле него почти двадцать зим провела медведица Веля.

– Я любил ее как родную дочь, – говорит Мирчев, и воспоминания на мгновение переносят его в те утренние часы на черноморском побережье, когда он и Веля, поддерживая друг дружку, смотрели на море, а затем перекусывали хлебом и отправлялись работать, шагая по начинавшему раскаляться асфальту. Эти воспоминания согревают его сердце, словно лучи того самого солнца, и он забывает о сигарете, пока огонек не подбирается к кончикам пальцев. Тогда он бросает окурок на коричнево-красную землю и возвращается в село Дряновец, в серый оштукатуренный дом с некрологом на калитке. – Бог свидетель, я любил ее, как человека, – говорит он и качает головой. – Я любил ее, как члена семьи. Хлеба у нее всегда было вдоволь. Лучший алкоголь. Клубника. Шоколад. Батончики. Да кабы я мог, я б ее на спине носил. Так что если ты говоришь, что я ее бил, что ей со мной плохо было, то ты лжешь.

2

Веля появилась в доме Мирчевых в начале безрадостных девяностых, когда рухнул коммунизм, а вслед за ним колхозы, а точнее ТКЗС – трудово-кооперативно земеделско стопанство.

– Я был трактористом в ТКЗС в Дряновце, ездил на тракторе “Беларусь” и очень любил свою работу, – говорит Мирчев. – Будь моя воля, всю жизнь бы в колхозе работал. Люди хорошие. Работа порой тяжелая, зато на свежем воздухе. Нам всего хватало.

Но в 1991 году ТКЗС начало увольнять людей. Директор вызвал Мирчева и сказал, что при капитализме тракторист должен не только на тракторе ездить, но и с коровами помогать, и с посевом, и с жатвой. Георги и так не раз выручал других работников колхоза и проблемы в этом не видел. А директор ответил, что все понимает, но двенадцать трактористов (столько их в ту пору было в ТКЗС в Дряновце), пусть даже таких многостаночников, как Георги, при капитализме прокормить не сможет. Максимум трех. И Мирчева сократили.

– Мне выплатили зарплату за три месяца вперед, и до свидания, – вспоминает он. А потом добавляет: – Как от меня выйдешь, пройдешь немного вправо и поднимешься на горку, там увидишь, что от нашего колхоза осталось. Это был крепкий колхоз, триста коров, несколько сотен гектаров, отличное руководство! Трудились в колхозе в основном цыгане, потому что болгары такой работой брезговали. Теперь все развалилось, цыгане, вместо того чтобы работать, сидят без дела. А молоко в магазине в Разграде продают немецкое. Немцам, видать, крупные фермерские хозяйства выгодны, а болгарам – нет.

В 1991 году Мирчеву пришлось задать себе главный вопрос, который задает себе каждый, кого уволили с работы: “Что еще я умею делать?”

– В моем случае ответ был прост, – говорит он. – Я умел обучать медведей танцам.

Медведчиками были его отец и дед, а брат Стефан водил медведей с тех пор, как окончил школу.

– Из близких родственников только я пошел в колхоз, – рассказывает Мирчев. – Хотел попробовать другой жизни, потому что жизнь с медведями я уже знал. Многие медведчики, как и я, устроились в колхоз. Но вырос-то я с мечками. Я знал все песенки, все трюки, все истории. Двух медведей отца я своими руками выкормил из бутылочки с соской. Когда у меня родился сын, они вместе росли. Бывало, что я все путал, и малой пил из бутылочки медведя, а медведь из его. Так что когда меня уволили из колхоза, я знал одно: если я хочу жить дальше, то должен как можно скорее найти медведя. Без медведя я не протяну и года.

Как я его нашел? Обожди, сейчас еще одну закурю и все тебе расскажу.

3

За медведем я поехал в заповедник Кормисож. Это известные охотничьи угодья. Говорят, Брежнев списал нашим коммунистам долгов на миллиард левов, только чтобы они брали его туда поохотиться. Так мне рассказывал один мужик, который в Кормисоже сорок лет проработал, но правда ли это – не знаю.

Сначала пришлось мне поехать в Софию, в министерство, отвечающее за леса, поскольку там служил мой школьный товарищ. Благодаря ему я получил талон на медведя, действительный в Кормисоже, и прямиком из Софии отправился в заповедник. Там обо мне были наслышаны, потому что мой брат Стефан уже приезжал к ним с другими медведчиками, а он в те годы был настоящей звездой. Выступал в очень дорогом ресторане на Черном море, где бывали даже члены руководства компартии. Брата несколько раз по телевизору показывали. По всей Болгарии его узнавали.