. По сути, в рамках подобных операций главной действующей силой становится отнюдь не армия, а иные государственные или даже неправительственные ведомства и институты, акции которых, как правило, носят скрытый, неявный характер.
В современной военной теории даже родилось особое понятие – «гибридная война», по которой обычно понимают «использование военных и невоенных инструментов в интегрированной кампании, направленной на достижение внезапности, захват инициативы и получение психологических и физических преимуществ, с использованием дипломатических возможностей, оперативных дезинформационных операций, а также электронных и кибернетических операций, военных и разведывательных действий под прикрытием, а иногда и без прикрытия, и экономического давления» 7 7 Цит. по: Котляр В. К вопросу о «гибридной войне» и о том, кто же ее ведет на Украине. // Международная жизнь. 2015. №8. С. 59.
. Фактически, в данном определении ярко отражена модель не только войн, но и интервенций настоящего и прошлого.
Вышеназванные обстоятельства существенно затрудняют как обнаружение иностранных вмешательств, так и противодействие им. Особенно сложно решить данные задачи в ситуации разведывательной интервенции, проводимой агентурными службами государств, чья деятельность, как правило, автономна и целиком строится на применении тайных, негласных методов и техник, подчас сопряженных с нарушением закона. Несмотря на то, что залогом ограничения подобной активности спецслужб, по мнению Президента России В. В. Путина, должен являться «гражданский контроль за работой госаппарата» 8 8 Цит. по: Семенов В. С., Гранов В. Д., Наумова Т. В. Россия в начале XXI века: новый курс. М., 2005. С. 183.
, даже после введения соответствующих мер крупнейшими мировыми державами, активное вмешательство разведывательных и контрразведывательных органов во внутреннюю политику суверенных государств сохраняется в практике межгосударственных отношений. Более того, диапазон использования разведки в политике только расширяется. Сегодня специалисты даже выделяют «информационно-разведывательные операции» в отдельную разновидность информационного противоборства наравне с кибернетической и психологической борьбой 9 9 См.: Деньщиков А. Л. Информационная стратегия США (анализ, современность, перспективы): Автореф. дисс. … канд. полит. наук. М., 2007. С. 15.
.
Хотя описанные тенденции, по большей части, свойственны интервенциям XXI века, их истоки кроются все же в конфликтах прошлого, и политические деятели регулярно апеллируют к историческим аналогиям при принятии ответственных решений. Например, член Международно-правового совета при МИД России В. Котляр справедливо отмечает, что отдельные элементы методики ведения «гибридных войн» используются в вооруженных конфликтах уже сотни лет 10 10 Там же. С. 60.
. В этом ракурсе изучение опыта интервенций прошлого в значительной степени позволяет выявить наиболее опасные для государства формы внешнего вмешательства, апробированные в различных условиях. Этот опыт является необходимым условием формирования способности общества противостоять дезорганизации и кризису государственности.
По всей видимости, для определения роли и направлений деятельности зарубежных силовых ведомств (особенно специальных служб) в реализации политики интервенции на российской почве оптимальным конфликтом является Гражданская война 1918—1920 годов, активное участие в качестве интервентов которой принимали страны, являющиеся потенциальными противниками России и в настоящее время.
Хронологические рамкиисследования охватывают 1917—1919 годы. Этот период совпадает с активным вмешательством Британской Империи во внутриполитическую жизнь России с использованием средств дипломатического, агентурного и вооруженного воздействия. Выбор подобных временных рамок обусловлен тем, что именно эти события, по мнению ряда современных специалистов, способствовали формированию представления о вооруженных силах и специальных службах, как «фундаментальном инструменте политических действий, как внутри страны, так и за рубежом» 11 11 См.: Freire J. The Military and Political Intervention: Ideological Trends and Contemporary Contexts. // RCCS Annual Review. 2010. №2.
.
Начальная дата исследования предопределена свержением монархии и зарождением революционной нестабильности в стране, что сделало Россию потенциально уязвимой для внешнего воздействия ввиду неустойчивости внешнеполитического курса нового правительства, не обладавшего, к тому же, достаточной легитимностью. Соответственно, конечная дата исследования связана с отказом руководства Британии от использования силовых методов решения «русского вопроса» ввиду их недостаточной эффективности в сложившейся военно-политической ситуации.
Читать дальше