Alexandrov_G - Луковица

Южанин Хаус, в отличие от северянина Мортона, был демократом (настолько, насколько в 17 лет вообще возможно быть приверженцем той или иной политической партии), но горячие споры на политические темы дружбе отнюдь не вредили. Мир политики, реальной, замечу, политики, а вовсе не газетного ее варианта, увлек Хауса до такой степени, что он забросил учебу (в школе он был последним по успеваемости) и они, напару с сыном сенатора, при первой же возможности ехали в Нью-Йорк, в штаб-квартиру республиканской партии, а то, бывало, добирались и до Вашингтона, до этого, по выражению Хауса, the center of things, где его тепло принимали в сенаторском доме и где он опять же становился свидетелем закулисных политических интриг. Затесавшись в свиту Мортона, друзья проникали на заседания Сената и, сидя там, Хаус получал настоящее образование, как он выражался позднее – "я учился в школе, которая была куда престижнее школы Хопкинса и учеба в ней была куда как интереснее."

Что он оттуда вынес? Вот две вещи, которые сразу же бросились ему в глаза и понимание которых навсегда изменило его жизнь. "Первое и второе." Первым, что заметил наблюдательный сын предприимчивого отца было следующее – "Сенатом манипулировали два-три человека, все остальные были всего лишь картонными фигурами." Второе – "я с изумлением обнаружил, как мало публичных людей были в состоянии связно выражать свои мысли." Хаус был с Юга, а южане в любой стране это люди, которые любят красиво и цветисто выражаться, Юг – это место, где ценят и любят не только Слово, но и словцо. Понимать то, что понял в свои семнадцать лет Эдвард Хаус было, однако, недостаточно. Он находился в гораздо более выигрышном положении, чем мы с вами. Свои открытия он сделал сам. Он увидел то, что увидел, своими глазами и услышал то, что услышал, своими ушами, но семнадцать лет, это, согласитесь, семнадцать лет. То, что он понял, следовало выносить, как курица вынашивает свое яйцо.

Когда курс в школе Хопкинса подошел к концу, естественным образом выяснилось, что ни к какому такому "Йейлу" друзья не готовы. Они, посовещавшись, поставили своих отцов перед принятым ими самими решением идти учиться в Корнелл. Отцы, будучи людьми занятыми, махнули рукой – "идите, куда хотите." Так Хаус оказался в Корнеллском университете, что было, конечно же, тоже неплохо. Но и в университете он учился ни шатко, ни валко, все время отдавая чтению книг на тему "политики". Так, полеживая на диване и почитывая книжки, он провел три года. Университет он не закончил. В 1880 году умер Томас Хаус и Эдвард вернулся на Юг.

Наследство Хауса старшего было разделено между пятью остававшимися к тому моменту в живых детьми. Часть наследства, перешедшая к Эдварду Хаусу, оценивалась в полтора миллиона долларов. Прошу не забывать, что это были те, конца XIX века, доллары. Студент-недоучка в свои двадцать два года превратился в миллионера, в хозяина капитала, а капитал это такая штука, которая требует, чтобы им занимались, и Эдвард Хаус остался дома, он вернулся в Техас.

Что бы вы сделали на месте Эдварда Хауса, окажись вы на его месте? Вы вернулись домой, вам двадцать два года, вы богаты, вы независимы, вам сам черт не брат. И-и-эх, забыться можно! Но Хаус был не похож на вас и на меня. Разобравшись с делами, он женился. Да-да, именно так. Что делает человека мужчиной? Женитьба. Эдвард Хаус решил стать не только самостоятельным, но и взрослым.

В двадцать три года он женится на южанке, уроженке, как и он, Техаса, Лули Хантер. Медовый месяц молодые решили провести в Европе, которая им так понравилась, что месяц превратился в двенадцать. Но все когда-нибудь кончается, кончился и затянувшийся на год праздник, молодожены вернулись в Техас и Хаус начал размеренную жизнь отца семейства. Следующие десять лет он занимался тем, что приумножал доставшееся ему наследство. В делах он был не менее удачлив, чем его отец. Эдвард, с тем, чтобы быть поближе к унаследованным хлопковым плантациям, переезжает в Остин, вызывает из Нью-Йорка знаменитого архитектора Фрэнка Фримена и строит дом, который становится новой достопримечательностью города, он делается видным представителем остинского "общества", начинает помимо хлопковых дел успешно спекулировать землей, в общем – живет. И живет по нашим представлениям весьма и весьма неплохо. Нам бы так жить. Однако его точил червь. Товарищу Хаусу чего-то недоставало, ему было скучно.

Поскольку в масштабах штата Хаус был фигурой заметной, то вполне естественно, что на различных "светских" мероприятиях он встречался с тогдашними техасскими политиками и не только встречался, но и был со многими из них на дружеской ноге. Вплоть то губернатора штата Техас Джеймса Хогга, известного демократа и не менее известного популиста. Губернаторские дела у губернатора шли неважно, на носу были новые выборы и перспективы его выглядели, прямо скажем, скверно. Шансов быть переизбранным у него не было никаких. Губернатор был человеком трезвым, положение свое оценивал верно и готов был продать душу за чудо быть переизбранным. По какому-то наитию он решил схватиться за соломинку и как-то в частном разговоре полушутя, смехом, предложил молодому Хаусу возглавить кампанию по своему переизбранию. Почему он это сделал – загадка, ведь Хаус в его глазах был всего лишь удачливым молодым плантатором, которому повезло с отцом. И Хаус, неожиданно для себя, так же, смехом, согласился. Кампанию он выграл с блеском. Хогг был переизбран на второй срок.